Алексей Толстой - Том 1. Стихотворения

Ну что же, родные?
Довольно ругаться!
Пора нам за дело
Благое приняться!

Подымемте дружно
Чугунную бабу!
Все будет досужно,
Лишь песня была бы!

Вот дуются жилы,
Знать, чуют работу!
И сколько тут силы!
И сколько тут поту!

На славу терпенье,
А нега на сором!
И дружное пенье
Вдруг грянуло хором:

«Как на сытном-то на рынке
Утонула баба в крынке,
Звали Мишку на поминки,
Хоронить ее на рынке,
Ой, дубинушка, да бухни!
Ой, зеленая, сама пойдет!

Да бум!
Да бум!
Да бум!»

Вот поднялась стопудовая баба,
Все выше, выше, медленно, не вдруг…
— Тащи, тащи! Эй, Федька, держишь слабо!
— Тащи еще! — Пускай! — И баба: бух!
Раздался гул, и, берег потрясая,
На три вершка ушла в трясину свая!

Эх бабобитье! Всем по нраву!
Вот этак любо работать!
Споем, друзья, еще на славу!
И пенье грянуло опять:

«Как на сытном-то на рынке
Утонула баба в крынке» и пр.

Тащи! Тащи! — Тащи еще, ребята!
Дружней тащи! Еще, и дело взято!
Недаром в нас могучий русский дух!
Тащи еще! — Пускай! — И баба: бух!
Раздался гул, и, берег потрясая,
На два вершка ушла в трясину свая!

Впереди идут два горниста,
Играют отчетисто и чисто.

Идет прапорщик Густав Бауер,
На шляпе и фалдах несет трауер.

По обычаю, искони заведенному,
Идет майор, пеший по-конному.

Идет каптенармус во главе капральства,
Пожирает глазами начальство.

Два фурлейта ведут кобылу.
Она ступает тяжело и уныло.

Это та самая кляча,
На которой ездил виновник плача.

Идет с печальным видом казначей,
Проливает слезный ручей.

Идут хлебопеки и квартирьеры,
Хвалят покойника манеры.

Идет аудитор, надрывается,
С похвалою о нем отзывается.

Едет в коляске полковой врач,
Печальным лицом умножает плач.

На козлах сидит фершал из Севастополя,
Поет плачевно: «Не одна во поле…»

Идет с кастрюлею квартирмейстер,
Несет для кутьи крахмальный клейстер.

Идет майорская Василиса,
Несет тарелку, полную риса.

Идет с блюдечком отец Герасим,
Несет изюму гривен на семь.

Идет первой роты фельдфебель,
Несет необходимую мебель.

Три бабы, с флером вокруг повойника,
Несут любимые блюда покойника:

Ножки, печенку и пупок под соусом;
Все три они вопят жалобным голосом.

Идут Буренин и Суворин,
Их плач о покойнике непритворен.

Идет, повеся голову, Корш,
Рыдает и фыркает, как морж.

Идут гуси, индейки и утки,
Здесь помещенные боле для шутки.

Идет мокрая от слез курица,
Не то смеется, не то хмурится.

Едет сама траурная колесница,
На балдахине поет райская птица.

Идет слабосильная команда с шанцевым струментом,
За ней телега с кирпичом и цементом.

Между двух прохвостов идет уездный зодчий,
Рыдает изо всей мочи.

Идут четыре ветеринара,
С клистирами на случай пожара.

Гг. юнкера несут регалии:
Пряжку, темляк, репеек и так далее.

Идут гг. офицеры по два в ряд,
О новой вакансии говорят.

Идут славянофилы и нигилисты,
У тех и у других ногти не чисты.

Ибо, если они не сходятся в теории вероятности,
То сходятся в неопрятности.

И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее
Русского безбожия и православия.

На краю разверстой могилы
Имеют спорить нигилисты и славянофилы.

Первые утверждают, что кто умрет,
Тот весь обращается в кислород.

Вторые — что он входит в небесные угодия
И делается братчиком Кирилла-Мефодия.