Горячая пена на бедрах остыла,
Под тонкою кожей — тяжелые жилы.
Взглянул я в глаза — высоки и остры,
Навстречу рванулись степные костры.
Папаху о землю! Любуйся да стой!
Не грива, а коршун на шее крутой.
Неделю с хозяином пили и ели,
Шумели цветных каруселей метели.
Прощай же, хозяин! Навстречу нахлынет
Поднявшейся горечью ветер полыни.
Навстречу нахлынут по гривам песков
Горячие вьюги побед и боев.
От Гробны до Тыса по логам и склонам
Распахнут закат полотн и щем червонным.
Над Первой над Конной издалека
На нас лебедями летят облака.
1930
Обожжены стремительною сталью,
Пески ложатся, кутаясь в туман,
Трубит весна над гулкой магистралью,
И в горизонты сомкнут Туркестан.
Горят огни в ауле недалеком,
Но наш состав взлетает на откос,
И ветви рельс перекипают соком —
Весенней кровью яблонь и берез.
Обледенев, сгибают горы кряжи
Последнею густою сединой…
Открыт простор.
И кто теперь развяжет
Тяжелый узел, связанный страной?
За наши дни, пропитанные потом,
Среди курганных выветренных трав
Отпразднуют победу декапоты,
В дороге до зари прогрохотав.
В безмолвном одиночестве просторов,
По-прежнему упорен и суров,
Почетными огнями семафоров
Отмечен путь составов и ветров.
Пусть под шатром полярного сиянья
Проходят Обью вздыбленные льды, —
К пустынному подножию Тянь-Шаня
Индустрии проложены следы.
Где камыши тигриного Балхаша
Качают зыбь под древней синевой,
Над пиками водонапорных башен
Турксиб звенит железом и листвой.
И на верблюжьих старых перевалах
Цветет урюк у синих чайхане,
Цветут огни поднявшихся вокзалов,
Салютуя разбуженной стране.
Здесь, на земле истоптанной границы,
Утверждены горячие века
Золотоносной вьюгою пшеницы
И облаками пышного хлопка!..
1930
Товарищ Стэнман, глядите!
Встречают нас
Бесприютные дети алтайских отрогов.
Расстелив солончак, совершают намаз
Кривоплечие камни
на наших дорогах.
Их степная молитва теперь горяча,
Камни стонут в тоске
и тяжелом бессильи,
И сутулые коршуны, громко крича,
Расправляют на них заржавелые крылья.
На курганном закате поверим сильней,
Что, взметнувшись в степях
вороньём темнолистым,
Разбегутся и вспрыгнут на диких коней
Эти камни, поднявшись
с кочевничьим свистом.
От низовий до гор расстилается гул,
Пляшет ханский бунчук
над полынями гордо.
Обдирая бурьяны с обветренных скул,
Возле наших костров собираются орды.
Мгла пустынна, и звездная наледь остра
(Здесь подняться до звезд, в поднебесье
кружа бы…).
Обжигаясь о шумное пламя костра,
Камни прыгают грузно, как пестрые жабы,
И глазами тускнея,
впиваются в нас…
Это кажется только!
Осколки отрогов,
Неподвижные камни, без песен и глаз,
Кривоплечие камни на наших дорогах.
Скучно слушать и впитывать их тишину.
По примятой траве,
по курганным закатам,
Незнакомым огнем обжигая страну,
Загудевшие рельсы
летят в Алма- А та!
Разостлав по откосам подкошенный дым,
Паровозы идут по путям человечьим —
И, безродные камни,
вы броситесь к ним,
Чтоб подставить свои напряженные плечи!
Под колесную дрожь
вам дано закричать,
Хоть вы были пустынны, безглазы и немы, —
От Сибири к Ташкенту
без удержу мча,
Грузовые составы слагают поэмы.
1930
В скитаньях дальних сердцем не остынь,
Пусть ветер с моря
Медленен и горек,
Земля одета в золото пустынь,
В цветной костюм
Долин и плоскогорий.
Но, многоцветно вымпелы подняв,
В далекий край,
Заснеженный и юный,
Где даль морей норд-осты леденят,
Уходят — бриги, тралеры и шхуны.
Седой туман на Шп и цберген идет,
Но ветер свищет
Боцманом веселым,
И, тяжело раскалывая
Лед —
Торжественно проходят ледоколы.
Весь Север вытих,
вспенился
и в рост
Поднялся вдруг,
Чтоб дерзкие ослабли.
Но в гущу замороженную звезд
Медлительно
Взмывают дирижабли.
Здесь, в пристальном
Мерцании ночей,
У чутких румбов
Зорки капитаны,
И, путь открыв широкий для гостей,
Склоняются неведомые страны…
Читать дальше