Вячеслав Лебедев: Избранные стихотворения и поэмы разных лет

Разукрашенный, блестящий,
Всем наскучивший вполне,
Запевала, птица-ящик,
На трехметровой волне.

И в волненьи, но без страха,
Залетев за океан,
Начинает фугу Баха
Душный, трепетный Милан.

Начинает петь незримо
В тесной клетке у меня
Хор слепых детей из Рима,
Колокольчиком звеня.

Голос счастья чист и женствен,
На волне летя крутой.
Может, нужно для блаженства
Сердце ранить слепотой?

Будет мучить этим птица,
Раскрывая жаркий клюв.
Будет плакать и молиться,
До рассвета не уснув.

Смотри, не оно ли
Блестит из-за леса,
Простора и воли
Раздвинув завесу?

Дыша, словно птица,
Свободой и страстью,
Подносит напиться
Ветров и ненастья

Бурлящую нашу,
Навек без измены,
Хрустальную чашу
Тумана и пены.

Иди ж на мой берег,
Сядь к волнам и слушай,
Земные потери
Оставив на суше.

Я — вечность! Я — море!
И гулом прибоя
И в счастье, и в горе
Тебя успокою.

Как проста, светла, хороша
Тишина твоего досуга,
Когда в небе плывут, шурша,
Золотые созвездья юга.

Эту прихоть души не тронь —
В ней есть нежность и есть забота,
Как зеленый и красный огонь
На ночном крыле самолета.

Год сомнений еще не изжит
И томится душа недаром:
Это южная песня, как щит,
Прикрывает ее от удара.

Помоги же мне, звездный юг!
Я ищу у тебя опоры,
Чтоб разбилась погоня вьюг
О, твои голубые горы.

Висело Божье тело,
Иссохнув на могиле,
Где высота блестела
Во всей безмерной силе.

Клонилась немощь тихо,
И кладбище томилось.
Угрюмая грачиха
Клевала Божью милость.

Дробится тело клювом
И пучится дождями.
Дыханьем стеклодува
Растет в растущей яме.

Растет корнями в стебли,
Растет, подъемля венчик.
Дожди в пути ослепли,
И путь их — переменчив.

И вот на мертвой глине,
Где мира блеск искрошен,
Таинственный и синий
Танцует дождь горошин.

Таинственный и белый,
Как дверь распахнут камень.
— Всем миром стало тело
И никого нет в яме!

Гудел, как шмель, электровоз,
Ведя состав на перевале.
А ветви сосен и берез
Им вслед так дружески кивали,

Прощаясь, словно в первый раз,
С летящим за вагоном ветром,
На широте раскрытых глаз,
На высоте двух тысяч метров.

Еще последний поворот —
И солнце справа светит низко
В прорыв меж скал, как из ворот,
На белый камень обелиска.

«Европа — Азия». Рубеж.
Урал не знает сна и лени.
Нигде на свете не найдешь
Так много блеска и стремленья!

Скрипит пыль вечности во рту.
Как миф, глядит орел с откоса.
Край мира. Грань. — Но за черту
Уже продвинулись колеса.

Поет заливисто свисток.
Монета повернулась решкой.
Глядит с чуть видимой усмешкой.
И путь широкий на восток.

Говорила узница узнице,
И странной была та речь:
«Я слышала — ночью в кузнице
Ковали огромный меч…»

А узник спрашивал узника,
Был странным его вопрос:
«Узнал? По тропинке узенькой
Прошел за окном — Христос!..»

Мы все путем неизведанным
Идем через странный свет.
И нет на вопросы ответа нам,
И смысла в вопросах — нет…

На вокзале Рождество
Выпито как с блюдца.
Здесь не встретишь никого —
Здесь лишь расстаются!

Только руку жмут — прощай! —
Перед дверкой узкой.
Только пьют холодный чай
С ветренной закуской.

Рождество скрипит на льду
В звездный хруст полозьев.
Разве я тебя найду
При таком морозе?

Я хожу — который год? —
Всё тебя встречаю,
Ночь промучась напролет
Над стаканом чая.

И под утро вспомню вдруг,
Чай разлив с испуга:
Он за дверью, старый друг, —
Северная вьюга!

Запираются двери
На скрипящий замок.
До свидания, Мери!
Я хотел все потери
Сосчитать — и не смог…