Антология - Европейские поэты Возрождения

Время пришло выбирать деревца, и в садах по порядку
Высадить их, и подрезать рукой, и шумную влагу
К ним подвести, и снимать душистые с ветки лимоны,
Солнце покуда печет и трепещут тени под ветром.
Рвешь ты плоды, и жена с тобою делит работу:
Их в корзины кладет, на веревках висящие, или,
Радуясь самым большим, себе их в подол собирает.
Помню, была и со мною жена; цветы собирал я —
Нежный Венеры дар, окропленный росой идалийской.
Мужа крепко обняв, на траву она мягкую села, —
Сладким забавам тогда мы звонкой вторили песней.
Радость вкушаешь теперь без меня, без меня под густою
Бродишь листвой и плетешь из свежих роз плетеницы.
Все позабыв, о себе лишь одной ты теперь помышляешь,
В мирной долине теней тишиной наслаждаясь отрадной.
Мальчик, фиалки рассыпь! Привет вам, блаженные тени!
Вновь Ариадна со мной, на руках моих сладостным грузом!
Счастье усопшей тебе! Испытать грабителей злобных
Власть тебе не пришлось, похороны сына увидеть,
Неисцелимую зреть старика одинокого рану
И в оскверненном дому поруганных отчих пенатов.
Нет, ты со мной, утешенье мое, жена моя! Мужа
Вновь обними, не томи, обними и утешь, и со мною
Рви, как бывало, цветы с лимонных деревьев знакомых.

Резвые нимфы, кому родники священные милы,
Своды пещер, где струится вода, и тихие реки
Сладкую влагу несут, подносят щедрые чаши
С самым отрадным питьем для измученных долгою жаждой.
Ноги и грудь обнажив, лазурные носятся нимфы,
Взад и вперед по просторам озер, по заводям светлым,
То наполняют они кувшины плещущей влагой,
То выливают ее — и с громким рокотом мчится
Между камней опенённых ручей, и затем, многоводный,
Он рассекает поля молчаливым плавным теченьем.
Тут уж ведут по траве хоровод усталые нимфы
Между деревьев, что их осеняют изменчивой тенью,
Иль ветерки услаждают они согласным напевом,
Или резвятся в реке, под ее стеклянной струею
Руки одна за другой прихотливым вздымая движеньем,
След круговой впечатляя в песок стопою проворной.
Вынырнет вдруг одна и покажет гладкую руку,
Нежный ли бок промелькнет иль округлая мягкая голень;
Прыгнет в самую глубь другая — и вот под водою
Видны иль мрамор бедра, иль спины серебро, или груди,
Ради которых с небес бессмертные сходят украдкой.
Вновь выплывает она — и блещут золотом кудри,
Очи чернеют, уста на лице белоснежном алеют.
Тут уж, конечно, пастух, что в речных камышах затаился, —
Сельский какой-нибудь бог из бесстыдного рода сатиров, —
Чувствует, как огонь разгорается жгучий под сердцем;
Водит туда и сюда он глазами, протяжно вздыхает,
Голову меж камышей просунув и прячась от взглядов,
Жадно глядит; то в холод, то в жар сатира бросает,
Борются робость и дерзость в душе; обезумев от страсти,
В воду кидается он — и шумный всплеск раздается.
Тотчас нимф хоровод скрывается в тайных пещерах,
И достается ему лишь пустая радость касанья.

Здесь Кармозина лежит. На могиле — факел потухший,
Рядом — сломанный лук, срезанных пряди волос.
Лук тут сломал Купидон, тут срезали кудри Хариты,
Тут Эрицина сама свой угасила огонь.
Лавры, и розы, и мирт могильный холм украшают:
Девять дев Пиерид их орошали слезой.
В мире влюбленных уж нет, не богиня больше Венера:
Дева угасла — и вмиг пламень любовный угас.
Что ты творишь, несчастный певец? Покинь многолюдье,
Скройся в безлюдных лесах, в дебрях меж диких зверей
Лиру разбей, бессмертных презри и, день ненавидя,
Ночь полюби и во сне черном отрады ищи.

Знаменье в имени том, которое девушке милой
Дали мать и отец: Розой назвали тебя,
И словно розы цветок, которого нет кратковечней,
Быстро твоя красота краткий свой век отжила.
Десять всего декабрей, красавица, ты увидала:
Роза весной рождена — розу декабрь погубил.
Лето щадило тебя — похитила зимняя стужа,
Люто убила зима жизнь, что не в пору цвела.
Скрывшись под своды холма, средь зимы ты не блещешь цветам
И не страшишься во тьме, Роза, мороза угроз.