Иван Бунин - Том 1. Стихотворения

А потом, счастливый, босоногий,
С чашкой сядь под ивовый плетень:
Мир идущим пыльною дорогой!
Славьте, братья, новый божий день!

«Тут покоится хан, покоривший несметные страны,
Тут стояла мечеть над гробницей вождя:
Учь толак бош ослун! Эти камни, бурьяны
Пахнут мускусом после дождя».

И сидел я один на крутом и пустом косогоре.
Горы хмурились в грудах синеющих туч.
Вольный ветер с зеленого дальнего моря
Был блаженно пахуч.

Тезей уснул в венке из мирт и лавра.
Зыбь клонит мачту в черных парусах.
Зеленым золотом горит звезда Кентавра
На южных небесах.

Забыв о ней, гребцы склоняют вежды,
Поют в дремоте сладкой… О Тезей!
Вновь пропитал Кентавр ткань праздничной одежды
Палящим ядом змей.

Мы в радости доверчивы, как дети.
Нас тешит мирт, пьянит победный лавр.
Один Эгей не спал над морем в звездном свете,
Когда всходил Кентавр.

Мир вам, в земле почившие! — За садом
Погост рабов, погост дворовых наших:
Две десятины пустоши, волнистой
От бугорков могильных. Ни креста,
Ни деревца. Местами уцелели
Лишь каменные плиты, да и то
Изъеденные временем, как оспой…
Теперь их скоро выберут — и будут
Выпахивать то пористые кости,
То суздальские черные иконки…

Мир вам, давно забытые! — Кто знает
Их имена простые? Жили — в страхе,
В безвестности — почили. Иногда
В селе ковали цепи, засекали,
На поселенье гнали. Но стихал
Однообразный бабий плач — и снова
Шли дни труда, покорности и страха…
Теперь от этой жизни уцелели
Лишь каменные плиты. А пройдет
Железный плуг — и пустошь всколосится
Густою рожью. Кости удобряют…

Мир вам, неотомщенные! — Свидетель
Великого и подлого, бессильный
Свидетель зверств, расстрелов, пыток, казней,
Я, чье чело отмечено навеки
Клеймом раба, невольника, холопа,
Я говорю почившим: «Спите, спите!
Не вы одни страдали: внуки ваших
Владык и повелителей испили
Не меньше вас из горькой чаши рабства!»

Род приходит, уходит,
  А земля пребывает вовек…
Нет, он строит, возводит
  Xрам бессмертных племен — Баальбек.

Он — убийца, проклятый,
  Но из рая он дерзко шагнул.
Страхом Смерти объятый,
  Все же первый в лицо ей взглянул.

Жадно ищущий бога,
  Первый бросил проклятье ему.
И, достигнув порога,
  Пал, сраженный, увидевши — тьму.

Но и в тьме он восславит
  Только Знание, Разум и Свет —
Башню Солнца поставит,
  Вдавит в землю незыблемый след.

И глаза великана
  Красной кровью свирепо горят,
И долины Ливана
  Под великою ношей гудят.

Синекудрый, весь бурый,
  Из пустыни и зноя литой,
Опоясан он шкурой,
  Шкурой льва, золотой и густой.

Он спешит, он швыряет,
  Он скалу на скалу громоздит.
Он дрожит, умирает..
  Но творцу отомстит, отомстит!

На задворках, за ригами
  Богатых мужиков,
Стоит оно, родимое,
  Одиннадцать веков.

Под шапкою лохматою —
  Дубинка-голова.
Крестом по ветру треплются
  Пустые рукава.

Старновкой — чистым золотом! —
  Набит его чекмень,
На зависть на великую
  Соседних деревень…

Он, огород-то, выпахан,
  Уж есть и лебеда.
И глинка означается,—
  Да это не беда!

Не много дел и пугалу…
  Да разве огород
Такое уж сокровище? —
  Пугался бы народ!

В угольной — солнце, запах кипариса…
В ней круглый год не выставляли рам.
Покой любила тетушка Лариса,
Тепло, уют… И тихо было там.

Пол мягко устлан — коврики, попоны…
Все старомодно — кресла, туалет,
Комод, кровать… В углу на юг — иконы,
И сколько их в божничке — счету нет!

Но, тетушка, о чем вы им молились,
Когда шептали в требник и псалтырь
Да свечи жгли? Зачем не удалились
Вы заживо в могилу — в монастырь?