Николай Туроверов - Меч в терновом венце

В вечном одиночестве дремлют горы,
Грезят кедры древние-в лунном свете.
Это все увижу я, но не скоро…
Жизнь моя летящая, вихорь-ветер!

В небе ястреб плавает одиноко,
В сторону кидаются птичьи стайки…
Шлю с улыбкой ласковой издалёка
Дар Ульгеню песенный от алтайки!

Пылала Русская Держава…
Пожар полмира озарял!
Но не погибла наша слава
И стяг трехцветный не упал.

Мы унесли его оттуда
И никому не отдадим.
Как честь свою, как веру в чудо,
Мы знамя русское храним!

Героям солнце светит в очи.
Пути иные. Цель — одна.
Пускай у храбрых жизнь короче,
Им слава вечная дана.

Взглянув на пройденные тропы
Вспомянем прадедов сейчас:
Пол-Азии и пол-Европы
Отвоевали вы для нас!

Страна родная, край любимый,
Должны мы жизнь свою отдать,
Чтоб вновь Великой Неделимой
Державой ты могла бы стать!

Лежит распластанный бессильно на снегу,
Покинутый на поругание врагу.
Он другу, волочась за ним в пыли,
Хрипел моляще: «Ради Бога, пристрели!»

Но друг ушел, не пожелав добить
Того, с которым он привык делить
Опасности, тревоги и труды,
Сухарь солдатский и глоток воды.

Сказал: «Мы всё делили пополам,
Но пулю смертную тебе я, друг, не дам».
И он, распластанный, остался на снегу,
Покинутый на поругание врагу…

Настала ночь. Был стон его слабей,
В бреду шептал: «Добей меня!.. Добей!»
И вот, рожденные в полях чужой земли,
К нему враги надменно подошли.

И резкость слов чужого языка
Сознание прояснила слегка.
Но в этот миг блеснул над грудью штык…
Тупая боль… Короткий слабый крик!

Он вновь один. Затих и стон, и бред.
И никого на мертвом поле нет…
А от друзей был пушечный салют:
«Мы знали, что враги тебя добьют!»

А он уже летел в тот милый край,
Где Бог построил мученикам рай.
Он был в стране, где нет земных голгоф,
Где ненависти нет и нет врагов.

Будь спокоен и весел сегодня,
Кинь заботу о завтрашнем дне.
Не грусти, что по воле Господней
Ты один на чужой стороне.
Здесь мерцает зеленая елка
Нежным светом грустящих огней;
И пластинка скользит под иголкой
У виктролы поющей моей.
Не тоскуй же, не надо, послушай,
Не один ты, нас много таких…
Злобный ветер обжег наши души
И на время как будто затих.
Если враг человек человеку,
То пристанище тихое — Бог!
Видишь, ветер двадцатого века
Потушить нашу елку не смог.
Значит, есть еще правда на свете,
Если праздник святой не забыт!
Пусть в сердцах ваших, русские дети,
Негасимая елка горит!
В этот вечер поймем и поверим,
Что теперь мы с тобой не одни,
Что Господь нам воздаст за потери
И за горькие, слезные дни.
Светит русская елка в Китае.
Ты спросил: «А в Россию когда?»
Я ушедшие дни не считаю,
Потому что еще молода.
Моя молодость пламенно верит:
Близок день тот счастливый и год,
Когда Бог за тоску и потери
Нам на родине елку зажжет!

По ночам я о многом думаю,
На подушку слезы роняю,
Но маленькую личную беду мою
К общей не приравняю.

На чужбину шквалом отброшены,
Оглушенные гулким громом,
Раскатились мы, как горошины,
В поле чуждом и незнакомом.

Не люблю я запаха ладана,
Рано петь по нас панихиду,
Будет день: нежданно-негаданно
Отомстим за нашу обиду!

Не за ссылку за нашу дальнюю,
Не за горечь отдельной драмы —
За обиду национальную,
За поруганные наши храмы!

За все то, что русскому дорого,
Что для сердца русского свято, —
Отомстим мы жестоко ворогу
В грозный год Великой расплаты!

За морем (для сердца друга близко)
Помню, что живет уж много дней
Девушка Наташа в Сан-Франциско,
Далеко от родины своей.

Белокуры спутанные косы,
В сердце — нежность, удаль и гроза!
И неразрешимые вопросы
Затаили синие глаза.

Заклинаю старой дружбой нашей:
Помни среди чуждой красоты,
Что в России чужеземных краше
Во полях лазоревы цветы.

Города на свете есть другие.
В Сан-Франциско, вот уж скоро год,
Девушка, рожденная в России,
В небоскребе каменном живет.