Анатолий Найман - Сборник стихов

Ты ему: постой, погоди чуток,
почему болит голова, висок
наливается жидким с утра свинцом,
глянешь в зеркало — что у меня с лицом?
Ты ему: бегут как вприпрыжку дни,
только было утро — уже огни,
и душа что старое решето,
почему? А он тебе: ну и что?
Вот, гляди, траву жует бегемот,
вот в реке урод крокодил живет,
всем доволен целый сад-зоопарк,
слышишь: гав, мяу, хрю, фьюить, карк?
У меня в порядке слои небес,
у меня моря, реки, горы, лес,
и в траве, как тенор, поет комар.
Чем торгуешься? Свой покажи товар.

Зимний вечер.
Знаменитый диктор советского телевидения
выходит из аэропорта Внуково
и, как бы не замечая очереди,
ловко оттеснив каких-то мерзнущих под снегом теток, —
юрк! — садится в подъехавшее такси.

Много лет
этот мамин рассказ о прославленном дикторе
служил мне очередной иллюстрацией
общеизвестного факта
аморальности выдвиженцев советского режима.

Стоило этому диктору с его почти левитановским баритоном
появиться на экране,
я сразу же вспоминал эту историю.

Не знаю почему —
может быть, потому что с тех пор
я видел уйму неблаговидных поступков,
совершенных самыми разными людьми,
в том числе мною самим
и даже — как ни прискорбно —
несгибаемыми борцами с лживой советской идеологией,
этот диктор,
несмотря на его бесспорно гадкое поведение,
сам по себе
не кажется мне
таким уж гадким.

Задумай кто-нибудь
(что вряд ли)
снять о нем «художественный фильм»,
главную роль мог бы —
увы, уже не мог бы —
сыграть артист Вячеслав Тихонов.

Изнанкой век
я вижу, как в тот вечер
он возвращается к себе домой,
в свою большую квартиру
с ее просторной праздничностью
(это словосочетание требует пояснений,
но я — зря? не зря? — понадеюсь на читательскую интуицию)
и праздничным убожеством,
толстой необаятельной женой
и худеньким симпатичным сыном;
как, сидя за ужином,
в костюмных брюках и белой рубашке,
густым поставленным голосом,
предусмотрительно убрав из него металл,
приберегаемый для зачитывания постановлений ЦК КПСС,
он рассказывает своим домашним о «загранице»,
окруженный уважением, заботой и,
вполне вероятно, любовью.

Потом он уходит в кабинет.
Над письменным столом,
за которым он, признаться,
почти никогда не работает,
предпочитая читать, да и писать лежа на диване,
фотографии родителей
(простые открытые лица, отец красивее матери),
брата,
сестры
и его самого со всесоюзными знаменитостями:
вот он с хоккеистом Фирсовым
и председателем КГБ Андроповым
после финала Чемпионата СССР в Лужниках;
вот съемки «Голубого огонька»:
он сидит рядом с космонавтом Береговым,
за соседними столиками
слегка разбавленные
орденоносными ударниками и ударницами коммунистического труда
Лев Яшин,
Клавдия Шульженко,
Аркадий Райкин…

Две приметы-подсказки: трава
В лужах света из трещин
На асфальте растет, и листва —
Ну ты скажешь! — трепещет.

Левитан говорит: «ГОВОРИТ…»
(Вот еще две приметы:
Мойщик стекол, зажмурясь, стоит
В колпаке из газеты.)

Миру — мир, голубике — дурман,
Зайцу — заячья капуста…
Так — во сне — говорил Левитан,
Наяву — Заратустра.

Так, стараясь не вляпаться в грязь
(А ее там не мало),
Мы по кладбищу ходим, смеясь
Как ни в чем не бывало.

Хорошо улыбаться весне,
Строить дачу и планы,
Знать отгадку и слушать во сне
Баритон Левитана.