Анатолий Найман: Сборник стихов

ну ладно бы сказал
э да ты поэт или э да он поэт
о себе
сказавшем так ладно
складно прецизионно уникально
как никогда никто до этого
а вот брякнул
пусть только самому себе
и ни на миг не сомневаясь можешь сжечь тетрадку
как все какие прежде сжег

после чего — хоть как — молельно — игрово
скажи
произнеси огонь
и тем стяжи свяжи и обнажи
его —
огонь!
…………………..
и больше ничего?
а что еще когда и вещество
он и стихия? не какой-то воздух
нанюхавшийся травки одолонь
взбивающий тюфяк колосьев остроостых
а сам не хлеб не печь и не земли
питательная мгла и жижа
тогда как даже вонь
костра горько-сырая и в пыли
драже окисленные ливнем извлекли
из жил пусть мертвый пусть речей бывало-тертых
но звук звук речи а не ай-люли
……………………………….
осталось первородно твердых
слов и живуче призрачных и ближе
которых нет — один огонь
не пепелящий их вступающих во онь
оглодь огрызь обочь опричь ослонь
сам сам и рядом что-то никого: овый ова ово
все только он не видь не тронь
не слушай не вдыхай он шелкография он пенье
жар-птицы брат яр-конь
вот кто поэт и сам поэзия и их двоих местоименье
………………………………………………………..
скажи огонь

Как оно стучалось,
как не моглось —
так безвозвратно
вбит невидимый гвоздь
в глухие, запертые изнутри ворота.

Тик-тук, бом-бом
Тук-тик, бом-бам

Ты не стучи туда, где не зовут;
ты не зови того, кто не стучит.

Пронеси в руках раскаленную
вынутую
из огня связку —
и выбрось ключи.

Дон-дзынь! дон, дон
Дзынь-дон, дин-дон

На ладонях ключами выжжен след —
завтра он будет узором
крыла бабочки,
послезавтра — она упорхнет в слова,
посмотришь — в ладонях ничего нет.

Встанешь прямо
зовущей тишиной

Ладони сложив
местом для музыки

Столько кругом отголосков,
что слишком сложно различить голос:
налево посмотришь — эхо,
направо — тоже

Будто ходит оно по кругу,
само себя отражает —
и все давно позабыли
того, кто вскрикнул

Что за слово случилось?
Звал ли на помощь,
или радостно восславил
небо и землю —

этого мы никогда не узнаем,
мы никогда его не увидим.

Потерявшиеся во вращении слепого звука,
повторений повторов, удвоений и без того двойного —
мы присоединяем к общему шуму свой невнятный шепот,
возгласы, крики

Шумит земля голосами,
полон голосами воздух

Я встану прямо насколько умею и глаза закрою,
буду молча стоять, как вода и деревья —
в беззащитности своей
становясь сильнее

Навстречу другой тишине тишиной выльюсь,
наполнюсь встреченным — стану единой,
будто тот голос, что не расслышать,
ненайденный, потаенный

Все самое важное я скажу тебе молча,
а неважное, множась, выговорит эхо

Прилетел жук, крылья сложил, и показал: вот.
Я посмотрела на панцирь его,
на колючие тонкие лапки его,
и ответила: это о том.

Ветер подул, подсолнух качнул коронованной головой.
Я посмотрела, как желты короны зубцы,
как стебель держащий тонок и слаб:
да, и это о том.

Включила симфонию Брамса.
Общий голос рос, потом обрывался.
Один, как гобой, человек в тишине.
Пел: да, это о том.

Я в глаза человеку смотрела, и трогала кожу,
И долго лежала с ним молча.
Пока я молчала, любовь говорила.
Да, говорила о том.

Все об одном,
вся об одном,

неявная речь
из глубины яви,

об одном,
единственно важном,

том самом.

Есть расстояние от края до края неба,
сердцем одним измеряемое,
удивлением взгляда
перед распахнутым и огромным,
голубым глубоким.

Есть расстояния, измеряемые шагами,
утренним транспортом,
взглядом, направленным в землю,
чтобы не наступить на пятки спешащего рядом
по асфальту волнистому и
ровному подземному мрамору.