Земля богатство нам дает сполна,
но знай,
ухода ждет всегда она, —
сняв урожай,
бери кетмень опять,
чтоб вновь колосьям силу набирать.
Гляжу в окно.
Летят на глинозем
плоды джиды серебряным дождем —
роняет сад осеннюю парчу…
Дастан о лете я писать хочу!
1948
Перевод Т. Стрешневой
Тихою ночью, звездною ночью
мир перед взором до дна раскрыт…
Юношу вижу: строг, озабочен,
над книгами он до утра сидит.
То не резец на гранитных плитах
врезает надпись на сотни лет, —
это в мозгу, в извилинах скрытых,
врезается знания светлый след.
Страницы шуршат, и весенней ночи
всё глубже становится тишина…
Нашел наконец! Из тысячи строчек
именно эта ему нужна.
И словно в единственной строчке этой
все тайны вселенной заключены:
жгучей, слепящею вспышкой света
мысли внезапно озарены.
Тихо вокруг.
Темнота сгустилась,
и, как невидимое крыло,
ласково будущее склонилось,
за плечи юношу обняло.
Нет, не напрасны его усилья,
такого большая дорога ждет,
близится день, и, расправив крылья,
он устремится в первый полет!..
В зачетной книжке ряды пятерок —
это ступеньки вчерашних дней.
Уже он диплом защищает скоро,
и берег будущий всё видней.
Всё впереди: и борьба с рутиной,
и неудачи, и торжество!..
С гордостью, как на достойного сына,
будет страна глядеть на него.
Светает…
Работою увлеченный,
всю ночь не сомкнул он упрямых глаз…
Вот он уже молодой ученый,
всходит на кафедру первый раз.
А сердце стучит горячо, тревожно:
отныне науке всю жизнь отдай!..
Отец постучался в дверь осторожно, входит:
«Сынок, остывает чай…»
1948
Перевод С. Северцева
Ворвал а сь мне в жизнь — и всё смешала
вдруг бесцеремонная весна.
Как букет из весен — из фиалок
я букет поставил у окна.
Отвлекают розы неучтиво
от работы помыслы мои.
Принесли весенние мотивы
в сад без позволенья соловьи.
Прискакавший на гнедом баире,
друг на свадьбу звал меня с утра.
Это тоже оттого, что в мире
воцарилась вешняя пора.
Что ж, когда уже спасенья нету
от вторжения весенних див,
я решил прибавить в мире цвету,
новых роз на клумбах насадив.
Старость — враг для чувств неугомонных;
всё же мне пока еще не сто!
Пара горлинок бесцеремонных
свила под окном моим гнездо…
1948
Перевод В. Сикорского
Ткачихи имя на ковре найду,
читая разноцветные штрихи.
Я растопил в чернильнице звезду,
чтоб написать лучистые стихи.
Я долго жду — пусть новый день, горя,
прогонит ночи беспросветный гнет,
начало жизни — светлая заря.
Начало счастья — солнечный восход.
Раскрыл тетрадь. Вдруг там, на берегу,
зарделось небо. День сверкнул в реке.
Как луч восхода от цветка к цветку,
перо стремится от строки к строке.
Пусть будет отражен здесь, под рукой,
в безбрежности стиха весь белый свет,
смеется девушка, став над рекой.
Река, искрясь, смеется ей в ответ.
1948
Перевод В. Сикорского
На верхушках тополевых
в шапках старых гнезд
песню утру прочирикал
зимник здешних мест.
Листья падают — большие
лапы желтых звезд,
куры зябко под застрехой
выбрали насест.
Сто несшибленных орехов
на кривых ветвях
в вышине еще чернеют,
к радости ворон.
Бодро прыгает сорока,
позабывши страх.
Суслик выглянул из норки,
Жизнью умудрен.
По бахчам и огородам
шорох, свист и писк.
Нижней губки не касаясь
верхнею губой,
Словно юный стихотворец
(модный, весь изыск),
трудится над кочерыжкой
кролик молодой.
А под толстым одеялом
трав и камыша спит,
как труженик усталый,
старая лоза.
На дувал облокотившись,
мирно, чуть дыша,
дремлет вишня, как ребенок,
приоткрыв глаза.
Говор, пенье, бормотанье —
под любой стеной.
Это — слитный шум арыков,
всплески ручейков,
где поет струя, сливаясь
со струей родной:
«Здравствуй! Мы отныне вместе
на века веков!»
Вот подносом желтой бронзы
солнце поднялось
над верхушками могучих
кряжистых чинар,
медленно, почти не грея,
зная всё насквозь…
знать, до мая сберегая
вечно юный жар.
Читать дальше