Ричард Бротиган: Из книги «Пилюли vs. Катастрофа в шахте Спрингхилл»

Кусочек зеленого перца
выпал из деревянной салатницы
ну и что?

Суббота, 25–го августа 1888 года 5 часов
20 минут, так называется фотография
двух старых женщин на лужайке
перед белым домом. Одна женщина
сидит в кресле и держит на коленях
собаку. Другая разглядывает цветы.
Возможно, они счастливы, но скоро
наступит суббота 25 августа 1888 года
5 часов 21 минута, и все.

Мне плохо. Она меня не любит,
и я мечусь по дому, как швейная
машинка, которая уже
сострочила какое‑то дерьмо,
годное под крышку мусорному баку.

Бодлер ехал
на форде
через Галилею.
Он подобрал на дороге
хич–хайкера по имени
Иисус, который
стоял в стае
рыб и кормил
их хлебом
«Куда ты
едешь?» — спросил
Иисус, усаживаясь
на переднем
сиденье.
«Куда угодно,
прочь из этого мира!» –
вскричал Бодлер.
«Я с тобой
только
до Голгофы», — -
сказал Иисус.
«Я там
выступаю
на карнавале,
и мне
нельзя
опаздывать».

Бодлер и пьяница
сидели на пороге
ночлежки Сан–Францско.
Пьянице было два миллиона
лет, и он помнил
динозавров.
Бодлер и пьяница
пили мускат петри.
«Надо пьяным быть всегда», — -
сказал Бодлер.
«Я живу в отеле Америка», — -
сказал пьяница. — -
«Я помню динозавров».
«Будь беспрестанно пьян», — -
сказал Бодлер.

Бодлер ходил
к нам в гости смотреть,
как я размалываю кофе.
Был 39–й год,
мы жили
в такомской трущобе.
Мать сыпала
в кофемолку зерна.
Я был мал,
крутил ручку и
представлял шарманку,
Бодлер же представлялся
обезьяной,
прыгал и стучал
железной кружкой.

Бодлер открыл
торговлю гамбургерами
в Сан–Франциско,
но между хлебом
клал цветы.
Люди говорили:
«Дай мне гамбургер,
и побольше лука»,
Бодлер совал
им цветобургер, а
люди удивлялись:
«Что за странные
здесь гамбургеры».

«Китайцы
видят время
в глазах
котов», — -
сказал Бодлер
и скрылся
в ювелирном магагазине,
что на Маркет–стрит.
Он вышел
через несколько
минут, неся одиннадцать
бриллиантовых
сиамских кошек
на золотой цепочке.

«Ты будешь
или нет
доедать
свой суп,
старый
прохиндей?»
закричала
Дженни Дювал,
лупя его по спине,
а он ведь просто
сидел у окна
и дремал.
Бодлер испугался,
потом засмеялся,
как дьявол, и
замахал ложкой,
как палочкой,
превращая комнату
в картину
Сальвадора
Дали, превращая
комнату
в картину
Ван Гога.

Бодлер пришел
на бейсбол,
купил хот–дог
и закурил трубку
опиума.
Нью–Йоркские Янки
играли
с Детройтскими Тиграми.
На четвертой подаче
с низкого облака
свалился ангел –
покончил собой.
Ангел упал
на вторую базу,
и поле треснуло,
как огромное зеркало.
Игру прервали,
потому что
страшно.

Бодлер пришел
в дурдом,
притворившись
психиатром.
Он прожил там
два месяца,
потом ушел,
но дурдом так
его полюбил,
что плелся следом
через всю
Калифорнию,
и Бодлер смеялся,
когда дурдом
терся о его ноги,
как приблудный кот.

Когда я был маленьким,
у меня было кладбище
под розовым кустом,
я хоронил там
жуков и мертвых птичек.
Я хоронил жуков
в фольге и спичечных коробках.
Я хоронил птичек
В красных лоскутках
Было так печально,
я плакал
и сыпал ложкой землю
на их могилы.
На кладбище жуков
приходил Бодлер,
он читал молитвы,
такие же маленькие,
как мертвые птицы.

Где взять марку, чтобы отправить письмо
в Англию на триста лет назад,
где взять марку, которая вернет письмо
туда, где могила еще не засыпана,
где Джон Донн смотрит в окно,
апрельским утром начинается дождь,
птицы расставлены на деревьях,
как шахматные фигуры перед игрой,
и Джон Донн видит, как почтальон,
переходит улицу,
почтальон идет осторожно, потому что
в руке у него стеклянная трость.