«Станет слишком ясной с утренним лучом…»
Станет слишком ясной с утренним лучом
Неприличность тела с жирностью волос,
Неумело слепленных в маленький пучок.
А под вечер рюмки и холодный нос
В поисках блаженства за воротничок.
Нелоялен трепет и нелеп порыв
В малогабаритном сумрачном аду.
Я уйду на утро посмотреть залив
И, залюбовавшись, больше не приду.
«Как лепестки случайной, дикой розы…»
Как лепестки случайной, дикой розы —
Дни падают на землю, не спеша —
И все сложнее душу удержать —
В зеленом стебле…
«Ты говоришь не принимать всерьез…»
Ты говоришь не принимать всерьез… и принимать полезные пилюли,
Которые ускорят рост волос и успокоят, если обманули —
Советуешь не думать о дурном, молиться каждый вечер перед сном.
Я слушаю тебя — и я люблю, твою почти шаманскую заботу —
Твой быт блаженный по календарю и над душой без устали работу
Но я себя бесстрашием губя, молюсь чтоб Ангел защитил ТЕБЯ.
«Из газетных обрывков соткут серый саван …»

Аксенову
Из газетных обрывков соткут серый саван
И до первого ливня оставят… Остынет
Воспаленный закат для неправых и правых
И читать неглубокое опостылит.
Будто в храм возвратиться в незряшные буквы —
Замолить все грехи за буздумные речи…
Поломалась стрела у ненужного лука.
Вот и умер писатель. Живите беспечно!
«Чем дальше, тем меньше мне хочется вслух…»

Д. Черному
Чем дальше, тем меньше мне хочется вслух…
Рожденья не будет — гони повитух —
В голодные белые руки — не выплеснут жизнь через муки.
Останется эхо — далекий мотив —
Повстанец остынет словам супротив —
Наденет пальто потеплее — чтоб руки не сильно алели.
В толпе задохнется бессмертный огонь —
Мы вряд ли друг друга узнаем с тобой —
Разгонит бастующих ливень — жизнь сделает нас молчаливей.
Я не помню ничего: только линии ладони —
Кто-то очень посторонний дал тепла мне своего —
Руку дал. На белой коже — дюжина была дорожек —
«Тише — тише — осторожней — и не бойся никого».
То ли вечер — то ли утро — было холодно, как-будто
Металлические двери и железные замки…
Я рыдала, что не верю ни в любовь, ни в камасутру —
Он жалел прикосновеньем чудодейственной руки.
Мы сидели на скамейке — у воды… Унылый лебедь —
Городское наважденье — два подрезанных крыла —
Два случайных человека — бабочки в осеннем небе —
Он жалел как мог чужого, я открылась как могла.
Столько похожих рож:
Инкубаторные, ей Богу.
И один на другого похож,
Да еще и шагают в ногу.
Да еще и мечты простые —
Сыто жить пока тела не остыли.
Да и мое лицо стало часто напоминать мне
Это страшное рыло толпы, а не лик моей милой матери.
Не плачь… я знаю: в параллельном мире
Мы не расстались, а живем с тобой
Под самой крышей в маленькой квартире
И окна занавешены листвой.
Без адских мук и благодати Бога —
Мы счастливы и надо нам не много
Время странное… будто мы стоим на обрыве —
Разговариваем, чемоданы в руках, смеемся —
Будто поезд — и мы поедем и не сорвемся —
Ну а если не поезд, то спас жилеты и крылья…
Или вот иконка — ну чем не средство от хвори —
По-зо-ло-чен-ная… — а значит народ доволен.
Все курлычут, гулят как малые дети —
Через зубы плюют и бросают бычки с платформы —
А за нами стеною безликие люди в форме —
В камуфлированных костюмах смерти.
А пока голосуем! «Пускай отменят плацкарты!
Чтобы чай бесплатно и чтобы белье из шелка! —
Надоела нам ситцевая дешевка —
Голосуем за могу куриную и за карты! —
А того сумасшедшего, что кричит и плачет —
Уберите отсюда — он портит нам жизнь — подальше!»
Словно время пришло только радоваться и бояться
Мы стоим на обрыве — не можем остановиться —
Говорить ни о чем — и смотреть на пустые лица —
Вот и поезд пришел… расступитесь, братцы.
Читать дальше