Андрей Алякин: Насквозь

Всё ýже круг с кем в бой идти могу,
Кто не ударит в спину сгоряча,
Не виден след кровавый на снегу,
Не ищет ангел моего плеча.

Устал переживать, бояться, ждать.

Обнажив свою душу, навряд ли найду пониманье,
Мне уже не простят ни меня, ни себя, ни апрель,
Я для всех навсегда в зоне зависти, лжи и внимания,
Будут флагман топить, будут всюду подсовывать хмель.

Силы есть на пока, а потом будь что будет, без силы,
Ничего не боюсь, не боюсь умереть на войне,
Я не верю, что рай только там, где кресты и могилы,
Обнажив свою душу, себя понимаю вдвойне.

Растает снег, лед превратится в лужи,
Я нужен всем и никому не нужен,
«Быть иль не быть?» — вопрос снесу, любя,
Куда же я без самого себя?

На цыпочках по волнам,
Любой океан за час,
Милая, что непонятно нам,
Так это то, что сближает нас.

Земля, как лысеющая голова,
Кто позавидует такой судьбе?
Милая, бессмертны только слова,
Причем лишь те, что дарю тебе.

Небо — бездонной пропасти глаз,
Солнце — далекого мира звезда,
Милая, лучшее здесь и сейчас,
Потому что здесь и сейчас — навсегда.

Уважаемые господа потомки!
Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне,
Наших дней изучая потемки,
Вы, возможно, спросите и обо мне.
И возможно, что никто не ответит,
Сотрет всё с «Яндекса», словно пыль,
То, что сегодня оставляю детям,
То, что не сказка была, а быль.
Какая разница, если забылось,
Но если вспомнят — не зря шел,
Какой-то историк — не главный светило,
По старинке слушающий рок-н-ролл,
Скажет: родился после землетрясений,
Но покинул Азию уже в шесть лет,
Не особо уживчив, возможно, гений,
Безусловно, вспыльчив, ну чем не поэт?
Потом Ульяновск, еще лет восемь
В обычной школе с обычной шпаной,
Косил от контрольных, как все мы косим,
Он этим очень уж схож не со мной,
К стихам эти факты сведу не особо,
Возможно, всё это потом и не там,
Добавит — он не был совсем твердолобым,
Он всю свою нежность дарил лишь листам,
Были как действия, так и антракты,
Сбывались почти нереальные сны,
Но любых биографий сухи факты
Без спиралей истории развития страны.
Сначала армия, затем путчи,
Затем девяностых кровавый след,
Он не стал ни богаче, ни лучше,
Он просто жил, как обычный поэт:
В его карманах не гулял ветер,
Но и карманы не тянули к земле,
Таких, как он, немного на свете,
По таким скучают патроны в стволе…
На этих словах историк запнется,
Попросит водку и огурец:
«Понятное дело, где тонко, там рвется,
Давайте помянем его, и конец.
Упал он, как все, лед жизни ломкий,
Его судить не вам и не мне,
Ведь мы всего лишь его потомки,
Роющиеся в окаменевшем говне».

Обладаю слогом многоэтажным,
Выхожу иногда на мороз раздетым,
Считаю слова чем-то особенно важным,
Маяковского называю хорошим поэтом.
Не бросаю в облако ананасом,
Потому что жаль, если вдруг промажу,
Дорожу мигом, но не дорожу часом,
Знаю, что снег не превратят в сажу.
Тяжелый характер — часть моей речи,
Друзьям отдам всё, в чем сам нуждаюсь,
Захожу в храм, расставляю свечи,
В Бога верю, религиями не увлекаюсь.
Вызываю зависть, но взамен лести
Мне приятней в глаз получить в драке,
Одиночество — повод жизнь прожить вместе,
Ты — как муза, я — как Андрей Алякин.

Всё, как и год назад, точнее — две тысячи лет,
В рай только через ад, путей обходных нет,
Время огнем жжет. С каждой души спрос,
Каждого Бог бережет — Дух, Отец и Христос,
Так же, как год назад, точнее — две тысячи лет.

Ты сейчас далеко,
Между нами — закрытые страны,
Внешне очень легко,
А внутри неуютно и странно,
В жилах бродит вино,
Тяжесть грусти разлита по телу,
Разбегаюсь в окно,
Мир иллюзий распят до предела,
Город мне не простит,
Если брошусь на площадь Арбата,
Но безумие льстит
Нежеланием искать виноватых
В том, что ты далеко.
Остальное — не важно и странно,
Нам сейчас нелегко,
Между нами — закрытые страны.