1886
«Ты разбила мне сердце, как куклу ребенок…»
Ты разбила мне сердце, как куклу ребенок,
И права, и горда, и довольна собой!
Резвый смех твой, как прежде, задорен и звонок,
И как ясное небо — твой взгляд голубой.
Но постой, — этот праздник любви и свободы
Скоро тучи душевной грозы омрачат:
За меня отомстят беспощадные годы, —
Беспощадные годы так быстро летят!
Как змея, подползет к тебе старость с клюкою,
Чернь волос серебром перевьет седина,
И проснешься ты вдруг с безысходной тоскою
От минувшего счастья, как будто от сна.
Что вернешь ты тогда из блаженных свиданий,
Из душистых ночей, из чарующих грез?
Кто поможет забыть тебе в неге лобзаний
Горечь старческих дум и мучительных слез?
Чем наполнишь ты дни? Как дерзнешь, не бледнея,
Наступающей смерти в глаза заглянуть?
Он угас, — обольстительный взгляд твой, Цирцея,
И поблекла твоя сладострастная грудь!
Я же всё сберегу, ничего не растрачу
Из сокровищ любви, схороненных во мне:
Пусть сегодня в тоске как ребенок я плачу, —
Завтра я запою сладкозвучней вдвойне.
Из отрады и горя разбитого чувства,
Сколько в нем ни сияло лучей красоты,
Всё смиренно внесу я в обитель искусства,
Всё в созвучья стихов я вплету, как цветы!
И когда о тебе навсегда позабудут,
Может быть, над твоею могильной плитой
Люди петь мои песни по-прежнему будут,
И любя, и страдая, и плача со мной!..
1886
«Весна, весна идет!.. Как ожила с весною…»
Весна, весна идет!.. Как ожила с весною,
Как расцвела, как загорела ты!..
Ты целый день в саду, где робкой красотою
Блеснули первые весенние цветы…
Вчера ты принесла мне ландыш. Ты сияла
Такою радостью, что даже у меня
Забытая струна на сердце задрожала,
В заманчивую даль усталого маня…
А между тем, дитя, я жил, и жизнь я знаю,
Я вижу многое, чего не видишь ты:
Встречая ясный май, я вместе с ним встречаю
Не только соловьев, и песни, и цветы, —
Я знаю, что весной и змеи оживают
И из своих подземных нор
В залитый солнцем сад погреться выползают,
На мягкий воздух и простор;
И если ландыш твой так пышно развернулся,
Обрызган влагой теплых рос,
Знай — и червяк зато в корнях его проснулся
Под шумный ливень вешних гроз.
Верь жизни и весне! Пусть верует кто может,
Но я им верить не могу:
Неугомонный червь живет в моем мозгу,
И грудь мою змея неутомимо гложет!..
1886
Меняя каждый миг свой образ прихотливый,
Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,
Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,
Великое смешав с ничтожным и смешным.
Какой нестройный гул и как пестра картина!
Здесь — поцелуй любви, а там — удар ножом;
Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,
А там идет пророк, согбенный под крестом.
Где солнце — там и тень! Где слезы и молитвы —
Там и голодный стон мятежной нищеты;
Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы,
А завтра — расцветут душистые цветы.
Вот чудный перл в грязи, растоптанный толпою,
А вот душистый плод, подточенный червем;
Сейчас ты был герой, гордящийся собою,
Теперь ты — бледный трус, подавленный стыдом!
Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон ее — мгновенье,
И нет среди людей такого мудреца,
Кто б мог сказать толпе — куда ее движенье,
Кто мог бы уловить черты ее лица.
То вся она — печаль, то вся она — приманка,
То всё в ней — блеск и свет, то всё — позор и тьма;
Жизнь — это серафим и пьяная вакханка,
Жизнь — это океан и тесная тюрьма!
1886
«Все говорят: поэзия увяла…»
Все говорят: поэзия увяла,
Увял венок ее небесного чела,
И отблеск райских зорь — тот отблеск идеала,
Которым песнь ее когда-то чаровала, —
В ее очах сменили грусть и мгла.
Не увлекают нас в волшебный мир мечты,
В них горечь тайных слез и стон душевной муки:
В них жизнь вседневная, жизнь пошлости и скуки,
Без ореола красоты.
— Нет, не бессильны мы, и нас неотразимо
Порой зовет она, святая красота,
И сердце бьется в нас, любовью к ней томимо,
Но мы, печальные, проходим строго мимо,
Не разомкнув уста!
1886
«Печальна и бледна вернулась ты домой…»
Печальна и бледна вернулась ты домой.
Не торопясь в постель и свеч не зажигая,
Полураздетая, с распущенной косой,
Присела ты к окну, облитому луной,
И загляделась в сад, тепло его вдыхая…
То был запущенный, убогий, чахлый сад;
Как узник между стен безжизненной темницы,
Он был затерт на дне средь каменных громад,
В пыли и суете грохочущей столицы;
Аллея жидких лип, едва дававших тень,
Беседка из плюща да пыльная сирень —
Вот бедный уголок, излюбленный тобою
Для отдыха от дум, печали и трудов
И для заветных грез о зелени лесов
И солнечных полях над тихою рекою!
Читать дальше