Семен Надсон - Стихотворения

И, сокрыв в груди отчаянье и муку
И сдержав в устах невольные проклятья,
Со стыдом мою протянутую руку
Опускаю я, не встретивши пожатья.
И, как путник, долго бывший на чужбине
И в родном краю не узнанный семьею,
Снова в людном мире, как в глухой пустыне,
Я бреду один с поникшей головою…

Оба с тобой одиноко-несчастные,
Встретясь случайно, мы скоро сошлись;
Слезы, упреки и жалобы страстные
В наших беседах волной полились.
Сладко казалось нам скорбь накипевшую
Другу и брату, любя, изливать;
Ново казалось нам грудь наболевшую
Тихою лаской его врачевать!..
Только недолго нас счастье желанное
Грело в своих благодатных лучах, —
Что-то холодное, что-то нежданное
Брату послышалось в братских речах:
Точно друг другу мы сразу наскучили,
Точно судьба нас в насмешку свела,
Точно друг друга мы только измучили
Повестью наших невзгод без числа…
И разошлись мы со злобой мучительной.
Полно, товарищ, кого тут винить?
Нищий у нищего лепты спасительной
Вздумал, безумный, от горя молить!
Мертвый у мертвого просит лобзания!
Где нам чужие вериги поднять,
Если и личные наши страдания
Нам не дают ни идти, ни дышать!

Долго в ясную ночь я по саду бродил,
Бледный месяц в лазури кусты серебрил
И качался на зыби реки;
А вдали, где заря, догорая, легла,
Чуть виднелись убогие избы села
И мерцали, дрожа, огоньки.

Этот сад, с перекрестною сетью аллей,
Эту реку, село и безбрежье полей —
Всё вокруг я с младенчества знал.
Здесь, на шатких качелях, в прохладной тени,
В невозвратные дни, в незабвенные дни,
Детский смех мой беспечно звучал.

Здесь прочитана первая книга была,
Здесь впервые стыдливо любовь расцвела
В пробудившемся сердце моем.
Этим звездам я милое имя твердил
И на этом стволе в старину начертил
Милый вензель дрожавшим ножом.

Помню, как я в столице, за школьной стеной,
Ждал весны с замиравшей от неги душой,
Чтоб родимую глушь повидать,
Ранним утром с ружьем по полям побродить,
В ясный вечер веслом гладь реки бороздить,
Душный полдень — в лесу переждать…

Я природу тогда, как невесту, любил,
Я с природой тогда, как с сестрой, говорил,
И скорбел за нее я душой
С каждым желтым листом, облетавшим с ветвей
С каждым легким морозом осенних ночей,
С каждой с неба упавшей звездой…

А теперь?.. Отчего эта ночь мне страшна?..
Что в разбитой душе подымает она
Из-под пепла остывшей любви,
Из-под блеклых цветов ожиданий и грез?..
Я не ждал, не хотел этих хлынувших слез,
Сладких грез, говорящих: «Живи!»

Я страданьем купил мой холодный покой.
Что же этою ночью вдруг сталось со мной?
Оживает, трепещет душа;
Снова детски хочу я любить и страдать,
И не в силах я снова в груди удержать
Детских слов: «Ах, как жизнь хороша!»

Я давно уж привык никого не любить,
Ничего не желать, ни о чем не просить, —
И моей безнадежной тоской
И пытливой работою мысли моей
Я мечтал оградить от тревог и страстей
Мою душу, как крепкой броней!

И в раздумье стою я, — и сам не пойму,
Верить чуткой душе или верить уму?
И со страхом я слышу, что вновь
В это сердце, больное от скорби и ран,
[В это мертвое сердце свой сладкий обман
Заронили мечты и любовь!..]

Прежде белые ночи весны я любил, —
Эти годы еще так недавни, —
А теперь я пугливо от них затворил,
Как от недруга, окна и ставни.
Грустно лампу зажег я и книгу открыл;
Пред глазами мелькают страницы,
Но их смысл уловить нет ни воли, ни сил:
Тени прошлого вновь восстают из могил,
Прошлых грез вновь летят вереницы…

Ах, весна, не томи ты меня, отойди!..
Прежде, в дни моей юной свободы,
На призыв твой в ответ находил я в груди
Звучный гимн в честь ожившей природы, —
Но тогда моим песням я сам был судьей,
И лились они вольно и страстно,
И я верил, я верил всей чуткой душой,
Что прекрасное — вечно прекрасно!..

«Даже, — думал я, — в годы борьбы и тревог,
В годы смут и народных волнений,
Красота — это мощь, это сила и бог,
Бог, достойный и жертв и молений!»

Но теперь уж не властен я в, песнях своих,
Я на рынок принес вдохновенье,
Я к запросам толпы приурочил мой стих,
Чтоб купить бы ее поклоненье.