Алексей Цветков - Онтологические мотивы

алкоголь на исходе сметена капуста
пустота в стаканах и в самом теле пусто
спят в постелях братоубийцы спят святые
как при царе горохе при хане батые

в припадке дури в приступе тоски
он принялся сортировать носки
непарные препоручая предку
по женской линии сиречь в пизду
и два вдобавок в пепельную клетку
совпали но не нравились ему

закончив эти грустные труды
он вскипятил количество воды
примерное на миг застрял в сортире
там презабавный в зеркале урод
и как герой перова на картине
стал пить свой чай покуда не умрет

стояла ночь в одном ее конце
ему сатурн подвесили в кольце
а на другом нарисовали землю
с пронзенной мошкой на карандаше
с ним стало быть но с неизвестной целью
желанья нет отгадывать уже

устав над кружкой горе горевать
он снес носки в комод и лег в кровать
в окне напротив допоздна не гасло
там годовой морочили отчет
он все не умирал но было ясно
что интервал отсрочки истечет

когда не станет нас наступит лес
все эти звери спустятся с небес
искать забытый воздух слушать запах
всей осени распутывать следы
друг друга и подолгу у воды
стоять урча на бархатистых лапах

потом зима с авророй и пургой
я даже знаю в ком сезон-другой
воспоминанье будет шевелиться
но в вечности часы бегут скорей
без боли из сознания зверей
исчезнут человеческие лица

однажды вся земля была у нас
но человек обуглившись угас
а зверь горит все ярче он собака
лиса и слон он иногда затих
но возвратится быть одним из них
и хорошо бы но нельзя однако

у них в квартире душно пахло супом
порой с уклоном к жареной хамсе
бог отдохнул на этом мишке глупом
хотя он с детства был еврей как все

и я по материнскому призыву
хотя досуг иной предпочитал
жевал с ним в детстве алгебры резину
что складывал а что и вычитал

он алгебры не одолел ухаба
и в техникум вечерний угодил
в три топора хамса благоухала
в загривок мне когда я уходил

он стал плохим и подбирал окурки
он с урками сошелся у ларька
но из евреев никакие урки
там не лас-вегас все-таки пока

потом у них была на дамбе драка
его сдала без трепета братва
но через год вернулся и от рака
за шесть недель скончался в двадцать два

он снится мне теперь и между нами
вода неисчислимая течет
печально быть счастливым временами
как будто за чужой заочно счет

и если взгляд попятный поднимаю
на потное с геранями окно
весь запах заново и понимаю
что репетитор из меня говно

нетрудно умереть я умирал
однажды
там ужас усыхает в минерал
от жажды

и выдоху прореха не видна
в породе
я понимал что не было меня
но вроде

пружинка на головке буровой
блестела
как мысль где узко думать головой
без тела

чем ярче ночь и яростней огню
с мощами
тем дальше от любви тем никому
пощады

и страха ноль навстречу тишина
чья морда
так напрочь слез и слуха лишена
так твердо

устроена в ней не пробить окно
руками
и время антрацит на срез оно
с жуками

пылающей полостью город накрыт
струится пространство и воздух горит
предметы которые пристальны мне
в стремительном никнут огне

я воздуха выкурю алчно щепоть
плотвой в переулки сквозь копоть и плоть
пока из орбит эти камни звеня
последним возьмете меня

на площади лава в щелях мостовой
там памятник детству стоит постовой
на остове виснет лицо как свинец
в кистях петушок-леденец

так вот мы какие мы вот они кто
пылинки в пылающее решето
сквозь памяти плазму и слезную взвесь
недолго мы ладили здесь

в разъеме звезды полунет полубыть
свой крохотный срок не успеть полюбить
глаза на ладони в последней крови
раз горе кругом то гори

кто в цех спешит с утра в метро спросонья
у всякого профессия своя
поэзия особенно способна
соединять союзами слова