Евгений Долматовский - Товарищ мой

Пути безопасней, должно быть, есть.
(В огонь? Ищи дурака!)
Но слишком долог будет объезд,
А жизнь ведь так коротка.

И кажется мне
В смятении чувств,
Что с юности
До седин
Я еду, шагаю, ползу и мчусь
Дорогой номер один.

Ночной аэродром Залам.
В руках друзей цветы, винтовки.
Печаль с тревогой пополам —
Конец моей командировки.
Теперь Китай перелетишь,—
Тьфу-тьфу, не сглазить! —
Будешь дома...
Да вот и здесь сегодня тишь
И не бомбят аэродрома.

Опять мне в жизни повезло.
Зачем же сердце дышит глухо?
Допустим, было тяжело,
Но завтра — хуже заваруха.
А как же это без меня?
А как же я без вас, в покое,
Моя вьетнамская родня,
В земле или воде — по пояс?

Отлет!
На паспорте — печать,
Но время так неловко длится.
Молчат привыкшие молчать
Советские специалисты.
Я вашим женам позвоню,
Скажу, что живы и здоровы.
А то, что десять раз на дню
Тревога,—
Ясно — им ни слова.

Китаец к небу подрулил,
И мы взлетаем в брюхе «ила».
Он беззащитен и уныл,
Как муха, влезшая в чернила.
А на душе светлым-светло
Ото всего пережитого:
Там, в джунглях, вновь ко мне пришло
Огнем пропитанное слово.

Прощай, воюющий Вьетнам!
Мой кислород — твои победы.
Я напишу тебе.
Ведь нам
Вовек не оборвать беседы.

Я стою в раскаленной толпе португальцев,
Слышу голос оратора, жесткий, как жесть.
Поднимаю рогатку раздвинутых пальцев,
Повторяя за всеми торжественный жест.
Вилкой вверх указательный палец и средний
Образуют латинскую литеру V,
И она вместе с красной гвоздикой победной
Строит граждан в колонны, встает во главе.

Так два пальца раздвинуты не для обета —
Колокольный притих и рассеялся звон.
Эта буква — Виктория.
Это Победа!
Революцию празднует Лиссабон.
Демонстранты, шумны, веселы и ершисты,
Митингуют опять от зари до зари.
Я боюсь вашей радости!
Как бы фашисты
Не проникли в нее, чтоб взорвать изнутри.

До последних пределов натянуты нервы.
Враг свободы угрюмо за вами следит.
Он близ Порто проводит морские маневры,
Он, блокадой грозя, прекращает кредит.
А у вас руки подняты,
Пальцы разжаты.
Так Виктория ваша не будет сильна.
Вразнобой, кто куда, призывают плакаты,
Буква V над толпой.
Буква V на стенах.

Этим жестом мир ваших друзей озабочен:
Не подвел бы Виктории символ и знак.
Вместо пальцев раздвинутых нужен
Рабочий,
Грозно поднятый над головою кулак!

Мой друг, седой товарищ Жоакин.
(Мне кажется, все коммунисты седы...)
Со слов его я записал, каким
Был в Лиссабоне первый день Победы.

Жестикулируя, он рассказал,
Как майской вестью улица бурлила.
Понятно, что диктатор Салазар
Расстроен был падением Берлина,

Но вынужден с улыбкою кривой
Дозволить этой неразумной черни
Проститься со второю мировой
Войною
На проспектах в час вечерний.

Сквозь электрический горячий мрак
Несли прилежно агенты охраны
Надменных Штатов многозвездный флаг,
Владычицы морей усатый флаг
И сине-бело-красный флаг Марианны.

Сейчас их пронесут перед дворцом...
Но мы-то понимали,
Мы-то знали,
Кт о стал Победы истинным творцом,
Какое над Берлином реет знамя.

И я тогда пристроился легко
К трем агентам, улыбкой сбитым с толку,
И поднял к небу голое древко —
Ни кумача, ни бархата, ни шелка —

Три флага
И один пустой флагшток,
Как будто знамя искромсали пули,
Как будто в каждый красный лоскуток
Свою надежду люди завернули.

Я знаменосцем чувствовал себя,
На верность присягал живым и павшим.
А на древке,
Невидимый,
Сиял
Тот флаг, что на рейхстаг взносили ваши!

А после — новых десять лет тюрьмы,
А после — новых двадцать лет подполья.
А все ж тогда соединили мы
Победу вашу со своею болью!

Седые португальские глаза
И черные от кандалов запястья.
— С того момента,— Жоакин сказал,—
На тридцать лет я мужеством запасся.

В переулке рассохшемся, узком
И кривом, как бобовый стручок,
Вдруг меня окликают по-русски:
— Камарада, возьмите значок! —