Евгений Долматовский - Товарищ мой

Может, в Колпине, может, в Рязани
Не ложилися девушки спать —
Много варежек теплых связали,
Чтоб на фронт их в подарок послать.

Украшали их ниткой цветною —
Славно спорился ласковый труд.
Всё сидели порою ночною
И гадали — кому попадут:

Может, летчику, может, саперу —
Много есть у отчизны сынов, —
Иль чумазому парню-шоферу,
Иль кому из бесстрашных стрелков.

А девчонка одна боевая
Написала из песни слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».

И записку свою положила
В палец варежки правой она.
Много варежек послано было
В те края, где метель и война.

Получил командир батареи
Эти беличьи пуховички,
Что так нежно, так ласково греют,
Как пожатие женской руки.

Там лежала записка простая,
И бойцы прочитали слова:
«Мой товарищ! Тебя я не знаю,
Но любовь в моем сердце жива».

Командир эти варежки носит.
В днях морозных, ночах боевых
Покрывает их инея проседь,
Но тепло не уходит из них.

...Скоро, скоро одержим победу,
Поезд тронется в светлую рань.
Непременно тогда я заеду,
Может, в Колпино, может, в Рязань.

Чтобы после военной разлуки
Незнакомым спасибо сказать
И пожать эти верные руки,
Что так славно умеют вязать.

Войну мы не все понимали вначале.
И перед отъездом, немного грустны,
Друг другу мы встретиться обещали
В шесть часов вечера после войны.
Запомнив ту присказку хорошенько,
Мы мчались, винтовку прижав к щеке,
Сквозь вьюгу Карельского перешейка
На известью крашенном грузовике.
Шрапнель деревья ломает и ранит,
Снарядом расколоты валуны.
Мы здесь позабыли о том, что настанет
Шесть часов вечера после войны.
Любое письмо в истертом конверте
Могло оказаться последним письмом.
Мы все побывали так близко от смерти,
Что кажется — вовсе теперь не умрем.
Мороз был трескуч, и огонь был гневен.
Ужели мы встретиться не должны,
Сережа Диковский и Боря Левин,
В шесть часов вечера после войны?
Тот, кто пройдет по нашему следу,
По минным полям, быть может, поймет.
Какой ценой мы взяли победу,
Преодолевая гранит и лед.
И все же нам страшно и весело было
У взорванной крепостной стены,
И мы не заметили, как пробило
Шесть часов вечера после войны.

Хоть и не все, но мы домой вернулись.
Война окончена. Зима прошла.
Опять хожу я вдоль широких улиц
По волнам долгожданного тепла.

И вдруг по небу проползает рокот.
Иль это пушек отдаленный гром?
Сейчас по камню будет дождик цокать
Иль вдалеке промчится эскадрон?

Никак не можем мы сдружиться с маем,
Забыть зимы порядок боевой —
Грозу за канонаду принимаем
С тяжелою завесой дымовой.

Отучимся ль? А может быть, в июле
По легкому жужжащему крылу
Пчелу мы будем принимать за пулю,
Как принимали пулю за пчелу?

Так, значит, забывать еще не время
О днях войны?
И, может быть, опять
Не дописав последних строк в поэме,
Уеду (и тебе не привыкать!).

Когда на броневых автомобилях
Вернемся мы, изъездив полземли,
Не спрашивайте, скольких мы убили,
Спросите раньше — скольких мы спасли.

Середина двадцатого века,
Полпланеты войною гремит.
Вон летит вдоль дороги лелека,
Украинская птица летит.

Что летишь ты за нашей колонной,
Вдруг покинув гнездо на трубе?
Или хаты в долине зеленой
Показались чужими тебе?

Перепахана танком пшеница,
Разворочен снарядами шлях.
Улетает печальная птица,
Тихий мир унося на крылах.

Нет у нас ни покоя, ни дома,
Маки в поле цветут не для нас.
Лишь раскат орудийного грома
Да к отходу тревожный приказ.

Птица счастья! Тебе непонятно
Отступление наше! Ну что ж,
Будет день, ты вернешься обратно
И разбитую хату найдешь.

Пусть вода станет красною в реках,
Пусть сгорит наша юность в борьбе,
Чтобы вновь прилетала лелека
И свивала гнездо на трубе.

Украина, Украйна, Укр а ина,
Дорогая моя!
Ты разграблена, ты украдена,
Не слыхать соловья.