Александр Перфильев - Стихи

И невольно холодная дрожь
От мечтаний, не ставших поступками…
Для чего Ты, Господь, создаешь
Всех чужих-дорогих однолюбками?

Как хорошо, что вновь весна цветет,
В моей больной и непутевой жизни.
Что мой закат благословил Господь,
И снег волос весенний дождик взбрызнет…
И это все… Весна опять в цвету,
Быть может, для того мне солнце светит,
Что я люблю единственную ту,
Которая на это не ответит.

Как дважды два — всегда четыре,
В трех соснах заблудились все мы.
И как избиты эти темы
И как позорно повторимы.

А все-таки… нет, нет… довольно лгать
И самому себе, друзьям, всем людям.
Ты слишком долго мог воображать,
Чего-то ждать, надеяться… забудем.
Забудем все. Как хорошо забыть,

Что было детство, молодость и зрелость,
И что осталась лишь окаменелость
Ума, души, любви и мысли смелость,
Что больше ничего не может быть!

А снега нет, как мы не ожидали
На католическое Рождество…
Настало наше… но синеют дали,
Ночной мороз… и больше ничего.

Ну что ж, смотрите синими глазами
На эту непонятную страну,
Примите сердцем, волей и слезами
Простую истину одну.

Что каждый год, пусть будет он и светел
По-своему, для каждого из нас,
Но он прошел, его ты не заметил,
Как пять секунд, как полчаса, как час.

Что ж остается, что сегодня ценно?
Вот эта вдруг упавшая слеза,
Грустящая над тем, что все мгновенно,
И ваши синие глаза.

Возникает еле ощутимо, —
Неизвестно — горечь, радость, грусть?
О любимом или нелюбимом,
Найденном, потерянном — и пусть —

Это что-то вроде лихорадки,
Льется в буквы — почерк крив и кос,
На листке, что вырван из тетрадки,
На песке, на пачке папирос…

А потом… сомненье и усталость —
Ты ли в этих строчках на листе?
Так и Блок отметил: «Написалось» —
О Двенадцати и о Христе!

Вы родились в северном краю —
Места, лучше Севера — не знаю.
Я, на вас смотря, припоминаю
Родину далекую мою…

Посмотрел в глаза и с той поры
Я не знаю, что со мной такое,
Точно будто озеро Чудское
Разлилось до горной Ангары.

Не случайно время повторило
Эту свежесть юношеских лет,
Этот мягкий отраженный свет,
Эту нежность ко всему, что было…

Ароматы луговой травы —
Помните, как пахнет русский клевер?
На закате я пришел на север,
Потому что Север — это вы!

Медлительные, грузные голландцы,
Художеств и ремесел мастера,
Учившие великого Петра
В любой норд-ост шутя взбегать на шканцы,
Не о тебе — минувшая пора,
И не о том, что смотрят иностранцы,
Толпясь в музеях с раннего утра,

Не верфи Саардама, не музеи,
Нет, и не вы, искусства ротозеи —
Энтузиазм, что вписан в каталог,
Меня б сегодня вдохновить не мог.

Но, о великих ценностях не споря,
Хочу сказать о щедрости Земли —
О розах, что в Голландии взошли
На почве, отвоеванной у моря.

Когда тоска достигнет апогея,
И нечем жить, и тяжело дышать,
Я вспоминаю Рудника Сергея,
Умевшего с улыбкой утешать.

Смотря на жизнь с презрительной усмешкой,
Совсем не презирая никого,
Он говорил мне: «Жизнь с дурацкой спешкой,
По-моему, не стоит ничего».

«Песок пустыни, призрачный и зыбкий,
И все вокруг, как стертое клише»…
Он говорил с презрительной улыбкой,
И становилось легче на душе.

Ворчун и скептик, все хватавший с лета,
И хорошо и плохо — на показ…
Но в беззаботности его была забота…
И знали оба мы, что жизнь — охота,
И бить ее, как белку, надо в глаз.

На балконе — осенью настурции,
И в душе — из детства тихий звон:
«Раз садовник продает нас Турции,
То предатель несомненно он!»

Мы давно и проданы и преданы,
Оптом и по маленьким частям,
Много лет блуждая по неведомым,
И окольным и кривым путям.