Алла Головина: «На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений

Легкий купол клубится и никнет слюдою,
И прощанье закинуто к небу пращой,
Заалели ладони, летя чередою
Перед солнцем, как перед огромной свечой.

Ты проходишь по залу, и на циферблате
Отраженье твое рубежи перешло,
И платки, запрокинувшись, стали крылатей
И летят журавлями сквозь сталь и стекло.

И с подножки неопытной стаи метанье
Ты увидишь, прикинув на вечность маршрут,
И узнаешь, что крайняя птица отстанет
И назад упадет через створки минут…

…Лишь к тебе приобщенная в зове вокзала,
Ворох розовых перьев сметя со скамьи,
Небывалая нежность бессмертья бежала,
Чтоб на сером перроне заплакать с людьми…

Зачем же без оглядки, слишком скоро,
Опять, опять, как много лет назад?..
Маруся из фабричного фольклора —
Поет и плачет, выпивая яд.
Фатальным ожерельем на ключицах,
На ветках — звезды, в небе — пустота…
Под осень птицы улетают, птицы,
И над тобою снова всплеск креста.
Мари, Маруся, разве райской Мери
Не райские стихи посвящены?
Щеколдою задвинутые двери,
В окне сентябрь, и в нем весы весны.
Гармоникой растянутые ночи,
Ладами слез налаженные дни,
Туман из подворотни кажет клочья,
Но под веночком волосы твои.
И лишь в апреле, может быть, и ране,
Ведь в марте тоже тает и томит,
Опять тебя на землю тайно тянет,
И ты плывешь над теми же людьми.
И блеклый голос желтой запевалы,
Перебирая песенную прядь,
Ведет тебя неотвратимым жалом
Смиренно жить и жадно умирать.

Это будет первое восстанье,
Первый шорох в голубой золе,
В час, когда твое дыханье станет
Легче всех дыханий на земле.
Отдыхая от земных пожарищ,
Разве кто сегодня может знать,
Что ты снова крыльями ударишь
В черную истлевшую тетрадь.
Высекая искры. Как от страха,
Как от жара волосы легки.
Два крыла, две рифмы, две руки
Первенство отстаивали взмаха.
И для них, наладивши черед,
Всплески сил, раскинувши попарно,
Ты опять одна в ночи пожарной,
Но теперь возможен твой полет.
Поверху, над самым черным дымом,
Привыкая к счастью, не спеша,
Мимо стана погорельцев, — мимо —
Намечает путь душа.

Разобран лесок тропинками.
По ребрышкам и бренча,
С заминками и с запинками
Проходит вода ручья.
Как будто уже погонями
Застигнута — ты бежишь,
Зачерпываешь ладонями,
Хоронишься за камыш.
И смотришь, и снова кажется,
Что там, в глубине реки,
Шальное крыло развяжется
И вылетят светляки.
Сейчас из-под кожи выступит
Живая голубизна,
И выпорхнет кровь на выступы
Из неживого сна.
Горя легчайшими мушками
От счастья и от стиха,
Схоронится за подушками
Гагачьей опушки мха.
Чтоб вечером не заметили
Настоящие светляки,
Кто чертит синие петли
Огнем у твоей руки.

Отходя от сновидений ночью
Прямо к смерти, — спящих не задень…
Во сто крат светлее и короче
Мнится нынче неизжитый день.
Не задень лампады темно-синей,
И легко на кладбище ступив,
Очерти квадрат на балдахине
По земле волочащихся ив.
Чтоб лежать в земле тебе просторно,
Чтоб былое детство отыскав,
Желтый холмик кубиками дерна
Обложили у высоких трав.
Чтобы прямо на зарытом горле,
Опуская белую ступню,
Мраморные ангелы простерли
Взмах крыла к лампадному огню.
Чтоб, когда замшеют эти складки
Мрамора на вскинутом плече,
Ты бы все еще играла в прятки
Вечером в гостиной при свече.
Чтоб тебе был близок настоящий
Детский и невозвратимый рай,
Одеяла притянувши край,
Мертвая, ты притворилась спящей.

Строчили провода над полем,
По деревням и городам.
Текли слова любви и боли,
Летели стаи телеграмм…
Пускай разгадан и оплачен
Короткий радостный ответ —
Телеграфист уездной почты
Садится на велосипед.
И радуясь, и подтверждая,
И глядя вверх на провода,
Послу, слетевшему из рая,
Ты пишешь на бумажке: да.
Чтоб, позабыв о мокром снеге
И отстранив земное зло,
Он звонко простучал коллеге
Ответ в соседнее село.
И долго помнил ночью лунной,
Как плещет чуждая любовь,
Что пели провода, как струны,
Стекая в венчики столбов.