А пропасть, жуткою полна красою,
Где кедры высились вокруг провала!
Не там ли женщина с душой больною,
Стеная под ущербною луною,
К возлюбленному демону взывала?
И, неумолчно в пропасти бурля,
Как будто задыхается земля,
Могучий гейзер каждый миг взлетал
И в небо взметывал обломки скал —
Они скакали в токе вихревом,
Как град или мякина под цепом!
Средь пляшущих камней ежемгновенно
Взмывал горе́ поток реки священной —
Пять миль по лесу, долу и поляне
Она текла, петляя и виясь,
Потом в пещеру мрачную лилась
И в мертвенном тонула океане,
И хану были в грохоте слышны
Вещанья предков — голоса войны!
Чертога тень в волнах скользила,
И звучали стройно в лад
Песнь, что тьма пещер творила,
И гремящий водопад.
Такого не увидишь никогда:
Чертог под солнцем — и пещеры льда!
Раз абиссинка с лютнею
Предстала мне во сне:
Она о сказочной горе,
О баснословной Аборе, [142] О баснословной Аборе… — В черновике: «Амара»; гора Амара упомянута в «Потерянном Рае» Мильтона как одно из возможных мест расположения райского сада (IV, 268–284).
Слух чаруя, пела мне.
Когда бы воскресил я
Напев ее чужой,
Такой восторг бы ощутил я,
Что этой музыкой одной
Я воздвиг бы тот чертог
И ледяных пещер красу!
Их каждый бы увидеть мог
И рек бы: «Грозный он пророк!
Как строгий взор его глубок!
Его я кругом обнесу!
Глаза смежите в страхе: он
Был млеком рая напоен,
Вкушал медвяную росу».
1797
Льюти, или Черкесская любовная песня
Перевод А. Парина
[143] Льюти, или Черкесская любовная песня. — Написано, вероятно, в начале 1798 года. Впервые опубликовано 13 апреля 1798 года в «Морнинг пост» за подписью «Никий Эритрейский». В одном из вариантов вместо Льюти стояло имя Мэри. Вероятно, Кольридж имел в виду Мэри Эванс, в которую был влюблен до женитьбы.
Я вышел в путь, лишь ночь легла,
Чтобы сжечь любовь дотла.
Надежда, сгинь, мечта, уйди —
У Льюти сердца нет в груди.
Взошла луна, и тень звезды
Белым маревом легла
На поверхности воды.
Всех светлей была скала —
Скала, чей блещущий алмаз
Кудрявый тис укрыл от глаз.
И Льюти встала предо мною:
На лоб, пьянящий белизною,
Упала прядь густой волною.
Манящий призрак, уходи!
Не сердце — лед у ней в груди.
Я видел облако — оно
Медленно текло к луне,
Игрой лучей привлечено,
Искрящееся, как руно.
Взлетев к слепящей белизне,
Оно в лучистый круг вошло
И стало царственно-светло.
Так я к любви моей иду
В пылу надежд, в душевной смуте
И млею, сердцу на беду,
Перед лицом лукавой Льюти.
Обманный морок, уходи!
Не сердце — лед у ней в груди.
У облака опоры нет,
Оно бессильно мчится прочь,
В пути теряя лунный свет,
И в тусклый темно-серый цвет
Его окрашивает ночь.
Раскинув скорбные крыла,
Облако летит в страну,
Где для него готовит мгла
Пугающую белизну.
Мое лицо ему под стать:
Любовь румянец извела
И хочет жизнь мою отнять.
Надежда, сгинь, мечта, уйди!
Зажгу ли жар у ней в груди?
Парит на небе островок —
Он легок, светел и высок,
Прозрачней облака любого.
Наверно, ветер в путь увлек
Частичку легче кисеи —
Батистовую ткань покрова
Умершей в муках от любви.
Познавший жар неразделенный
Погибнет, смерти обреченный.
Надежда, сгинь, мечта, уйди:
Не вспыхнет жар у ней в груди.
Из-под ног волна обвала
Сорвалась гудящим градом —
Река спокойная взыграла,
Как зверь, ревущим водопадом.
И лебеди, почуяв дрожь,
Поднялись с камышовых лож.
О птицы! Музыкой поверен
Движений ваших стройный лад!
Как неожидан и безмерен
Восторг, которым я богат!
По мне, не день, а ночь одна
Для ваших таинств создана.
Я знаю, где во власти сна
Любимая лежит одна —
Там соловей в кустах жасмина
Не замолкает ни на миг.
Будь я хоть тенью соловьиной,
Я б на мгновение проник
В укрытый ветками тайник
И мог хоть издали взглянуть
На белую нагую грудь,
Напоминающую мне
Двух птиц на вздыбленной волне.
О, если б в снах я ей предстал
В гробу, холодный и бесстрастный,
И взор любимой приковал
Мой лик, величию причастный!
Мне не страшна была б могила,
Когда бы Льюти полюбила!
Надежда, сжалься, подожди —
Зажжется жар у ней в груди,
1798
Франция: Ода
Перевод М. Лозинского
[144] Франция: Ода. — Опубликована впервые 16 апреля 1798 года в «Морнинг пост».
Читать дальше