Александр Владимирович Соболев: Бухенвальдский набат

Слава Богу, не переводятся на Руси добрые люди. Бывшие коллеги Соболева, газетчики еще довоенных лет, симпатизируя своему доброму, отзывчивому товарищу, тайком (в те-то годы помогать еврею!) давали ему немного заработать (очень кстати: пенсия фронтового инвалида была нищенской), а главное — чувствовать себя в родной среде. Позже в газетах «Труд», «Строительной», «Гудке», «Вечерней Москве» стал он помещать стихи и стихотворные фельетоны. А в 1958 году написал стихи «Бухенвальдский набат». Положенные на музыку Вано Мурадели, в качестве антивоенной антифашистской песни они завоевали международную известность, покорили миллионы людей.

Говорили, что К.Федин так отозвался о полюбившейся всем песне: «Я не знаю автора стихов, не знаю других его произведений, но за один «Бухенвальдский набат» я бы поставил ему памятник при жизни».

«Бухенвальдский набат» — песня-эпоха... И скажу без преувеличения — мир замер, услышав эту песню», — писал в «Советской культуре» Игорь Шаферан.

Как-то раз на аллее в Измайловском лесопарке мы с Александром Владимировичем догнали молодую маму с крошечной девочкой, которую она вела за ручку. Не совсем еще уверенно переступавшая кроха, к нашему величайшему удивлению, пела: «Белегите, белегите мил!» — заключительные слова «Бухенвальдского набата». Ошеломленный, изумленный, замер на месте Соболев. Когда взглянул на меня, в глазах его блестели слезы... Вот это — награда! Это — то самое, от чего у художника вырастают крылья.

Без всякого преувеличения можно сказать: «Бухенвальдский набат» стал неотъемлемой частью духовной жизни нашего общества шестидесятых — семидесятых, начала восьмидесятых годов. И когда оба автора, Мурадели и Соболев, в 1962 году оказались в числе соискателей Ленинской премии — за одну только песню! — случай уникальный в нашей культуре, это было воспринято как должное, как само собой разумеющееся. В сложившейся ситуации у Комитета по Ленинским премиям, казалось, нет выбора: оставалось присоединиться к мнению народов мира и своей страны и увенчать наградой выдающееся произведение.

Однако он решил иначе... И некоторое время спустя Соболеву «посчастливилось» услышать в троллейбусе кем-то громко произнесенную фразу: «А я Евтушенке за «Бухенвальдский набат» Ленинскую премию дал бы!» Может быть, и не стоило обращать внимания на случайный эпизод: ну, ошибся человек, подумаешь! Так, вероятно, и сделал бы автор замечательных стихов, от которых, по абсолютно единодушному мнению, «бегали мурашки по коже», если бы к тому времени не понял, что его имя умалчивается, «оттирается» от песни. Происходило это постоянно и предельно просто: имя автора стихов почти никогда не называли при исполнении «Бухенвальдского набата». Постепенно и неизбежно в сознании слышавших оформилось, «отвердело» словосочетание «Мурадели, «Бухенвальдский набат». Без автора стихов. Но он же должен быть! Кто? Да, без сомнения, тот, чье имя «на слуху»!

Не буду утверждать, что замалчивание Александра Соболева было спланированной акцией. Но и не исключаю такой вариант. Уж очень все было шито «белыми нитками». Писали (и много) о Мурадели, брали у него интервью. На газетных полосах замелькали заголовки: «В гостях у автора «Бухенвальдского набата» — рассказывали о Мурадели... «Почта автора «Бухенвальдского набата» — опять-таки Мурадели... А восторженных писем приходило великое множество. На радио такие письма доставляли с почтамта мешками. Соболев об этом ничего не знал... Гурьбой осаждали Мурадели журналисты. К Александру Соболеву в период бурной славы «Бухенвальдского набата», как и никогда после, до конца его жизни, не обратился ни один представитель советской прессы. Случайность? Плохо вяжется, плохо верится. Владимир Войнович говорил как-то в радиоинтервью, что после появления его песни о «пыльных тропинках далеких планет...» у него дома «раскалился» телефон: все редакции наперебой требовали его новые стихи. У Александра Соболева телефон молчал. Ни одна редакция не пожелала поинтересоваться содержанием его поэтического портфеля! По меньшей мере странно! А вдруг там лежало еще нечто «набатоподобное»? Неужто не интересно?..

Откуда вдруг возникла такая нелюбовь к Александру Соболеву в средствах массовой информации, к нему, ничем и нигде себя не запятнавшему, наоборот, достойному уважения гражданину и поэту? Возможно, а пожалуй и наверняка, причина кроется в том, о чем повествует давний небольшой эпизод. Как-то Соболеву позвонила некая поэтесса, в литературных кругах шестидесятых годов известная. Я не назову ее имени умышленно, поступок ее, хочу верить вынужденный, красивым не назовешь. «Соболев, — предложила она, — давай я о тебе для «Советской культуры» очерк напишу: ты и фронтовик, и инвалид войны, и автор такой песни!» — «Пиши... Но ты знаешь, что я — еврей?» — осведомился знающий конъюнктуру Соболев. «Ты — еврей?! — Удивление неописуемое. — Не важно, я тебе на днях позвоню»... И пропала... Навсегда.