Юрий Трубецкой - «Под этим небо черной неизбежности…»

Давно с тобой мы попрощались…
Нева и ледяной дворец.
Лишь звезды там обозначались,
Как бы предчувствуя конец.

И музыка играла тихо,
И замирала где-то там…
Беда — голодная волчиха —
Ходила, воя, по следам.

И острова. И часовые.
И обожженные мосты.
И панихидная Россия.
И вопли ветра. И кресты.

Сквозь петербургский мрак и петербургский снег
Один, как и всегда, проходит человек.

По самые глаза наставил воротник
И медленно идет, сутулясь, как старик.

А город спит. И на замках дома.
Лишь вечер сходит в улицах с ума,

Как окаянный грешник воет он
В разбегах Монферрановых колонн,

Причитывает, стонет и свистит.
От холода растрескался гранит.

И, словно вспугнутая серая сова,
Метется незамерзшая Нева.

Как будто слыша в буре тайный знак,
Сквозь петербургский снег и петербургский мрак:

Он видит — Медный Всадник на скале
Как призрак мчится в мутно-вьюжной мгле.

Как страшный зрак неведомой судьбы,
Россию Петр сам вздернул на дыбы

И бросил в смуту, в этот вьюжный мрак,
Где дьявольский хлобыщет красный флаг.

«Гуляет ветер, порхает снег,
Идут двенадцать человек…

В зубах цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!..»

Метель. Метель. Безлюдье и мороз.
А рядом — оборотень, не Христос!

Свободой тайной больше не вздохнуть,
Уйти, уйти. Последний страшный путь!

С усильем выпрямившись во весь рост,
Он слышит революции норд-ост,

Что, смешиваясь с зовом прошлых лет,
Творит из музыки невыносимый бред.

И полумертвый, скорбный человек
Идет, идет сквозь петербургский снег,

Вдоль опозоренных дворцов и колоннад,
Чтоб не вернуться в этот мир назад.

Осень. Петербург. Музыка.
Вечереющая Нева. Строфы Блока.
Гордый профиль Ахматовой.

Последнее головокруженье.
Легкий золотой локон.
Последняя мелодия Грига.

Скудное золото Летнего Сада.
На вокзале несколько слов
И тяжелая, осенняя роза.

Это розы плакучей
Голубая слеза.
Это — небо и тучи,
За Невою гроза.

Уходили солдаты,
Грохотал барабан.
Парадизом крылатый
Прогудел ураган.

Но при чем же тут роза
И слезливая грусть?
Лучше это бы прозой…
Не поймут? Ну и пусть.

Только русской землею
Поклянись и молчи.
Присягать — к аналою.
Там в подвал палачи.

Там не розы. Колючий
Адский чертополох.
Может, это и лучше,
Что на оба оглох.

Маршируют солдаты
В петербургскую ночь.
Петушиный трикраты
Клич. И призраки прочь.

От мужичьей запевки
Слезы градом текли.
А валдайские девки
Рукавами трясли.

Там — в солдатстве — Державин,
Там — насмешник Мишель.
И Пиндару кто равен,
Чья всех слаще свирель.

Вырвись, вырвись из круга
В эти грозные дни.
Душной блоковской вьюгой
Затяни, захлестни!

Вьются конские гривы,
Цуг проезжий пылит.
Там какой-то служивый
У шлагбаума стоит.

Светит тонко и остро
Над снегами звезда.
Мчится граф Калиостро
Из столицы. Куда?

Разве купишь за деньги
Повесть этих времен
Где Растрелли с Гваренги,
Монферран, Камерон.

Завтра — новые люди,
Завтра — новый рассвет.
Завтра — в уровень с грудью
Наведут пистолет.

Ты — чухонскою басней,
Колдовском чепухой,
Все надменной, прекрасней
Просияй надо мной!

Холод гранитных подъездок,
Просторы туманных проспектов,
Где проносились кареты
И скакали кавалергарды.

А дальше — серое зданье,
Где собирались декабристы.
Суровая площадь,
Где Достоевского шельмовали.