«Ничего не сказать. Ничего не ответить…»
Ничего не сказать. Ничего не ответить,
Только б выдумать как-нибудь эту любовь.
Это солнце полярное в сумрачном свете —
Над вершинами черных полярных дубов.
Только б выдумать это последнее имя.
Только б как-нибудь, разом, нелепо узнать,
Что зима отмахала плащами седыми,
Что пришла безудержная злая весна.
Только мыслить, сначала достичь лучезарность.
Только рваться, но к ней никогда не прийти.
Только тайно скрывать золотую бездарность
И нелепое сердце терять по пути.
Ничего не понять. Ничего не измерить.
Никого не убить. Никого не пронзить.
Ничего не достать. Ни во что не поверить
И по черным асфальтам пытливо скользить.
Только жить. Только знать сумасшедшее имя,
Неповторимое имя, как солнечный дым.
Только думать, что кто-нибудь сердце подымет.
Только думать, что ты вдалеке и с другим.
Только с болью твердить сумасшедшее имя
И однажды шутя «умереть молодым».
Остановится сердце… И поезд
под размерные стуки колес
опояшет рассчитанный пояс,
поднимаясь на длинный откос.
Остановится сердце… И странно,
на краю светлозарных небес
из обрывков седого тумана
замаячит знакомый разъезд.
И тогда, в этот радостный вечер,
по дороге знакомой — назад! —
разогнутся сутулые плечи,
прояснится опущенный взгляд.
«Пусть ничего и не было на свете…»
Пусть ничего и не было на свете;
Но вечер был.
И тьма была.
И — ты.
Пусть ничего. Пусть это только ветер
Шумит, пригнув осенние цветы.
Пусть ничего. Пусть это только снится,
Поэтам часто снятся по ночам
Над горизонтом редкие зарницы
И голубые розы у плеча.
Глухая полночь вовсе не ответит.
Не шелохнутся крылья темноты…
А ничего и не было на свете,
Лишь вечер был.
Лишь тьма была.
Лишь — ты.
Солнце?.. — что нам солнце!
Сердце? — все равно
Сердце не проснется
Умерших давно.
Разве вспомянутся
Тропы в старый сад…
Только — не вернуться
Никогда назад!
Где-то люди спорят
О своей борьбе.
Где-то гибнут в море,
Покорясь судьбе…
Вычищенной пустошью
Мир вокруг меня.
И одно искусство
Не на что менять.
Волки и медведи,
Черти и яги —
Самые на свете
Страшные враги.
Снег летит. С деревьев
Виснет, грусть тая… —
А Иван-царевич
Это — будто я.
I
За ваше холодное имя,
За ваши холодные плечи
Закатную чашу подымет,
Наверное, завтрашний ветер.
И мальчик — немудрый и юный —
Уйдет в безутешное море
И в топкие, влажные дюны
Зароет последнее горе.
И будет светиться в тумане
Вода голубым перламутром,
И ночь промелькнет, и настанет
Веселое летнее утро.
А вас уже кто-то отнимет,
А после, любя, искалечит
И ваше холодное имя,
И ваши холодные плечи.
II
Ничего: веселись и безумствуй,
Ничего, если ты для стихов,
Если ты для святого искусства
Не чернила изводишь, а кровь.
Ничего, если даже смешон ты,
Ничего, что в душе кочевой
Только светлая память о ком-то,
Ничего, что крадут Джиоконду:
Ничего.
Сегодня утро рыжекудрое
горит на солнечной реке,
и что-то радостно-немудрое
поет китаец вдалеке.
Переливаясь — валик к валику, —
вода струится так легко,
а я слежу за красным маленьким
задумавшимся поплавком.
От камышовой гибкой удочки
в воде — колеблющийся след…
Вот так, не думая о будущем,
я просидел бы сотни лет,
смотря, как облачное кружево
дробится в медленной реке…
…А имя ваше — как жемчужина,
потерянная на песке.
Освободилась душа от пут
Годами накопленной боли.
Не замечается бег минут,
Слишком ценимых дотоле.
В молниеносном полете строк
Вычерчиваются герои
И в недоступное, в свой мирок
Мне двери откроют.
Там — неизведанная страна,
В нее — без оглядки — слепо!
Сумасшедшая тишина.
Звезды. Небо.
Читать дальше