Николай Огарев - Стихотворения и поэмы

Элькана, Фабра и других.

Меня влечет иной предмет,

Но все ж замечу непременно

Шпионами чрез десять лет ?

Все будут на Руси священной;

Ну, в целой Руси, может, нет,

А в Петербурге несомненно.

Князь Меттерних, забудьте спесь...

И царствовать учитесь здесь.

В углу театра я сидел

В расположении угрюмом,

На ложи холодно глядел,

Где дамы пышные костюмом

Блистали, - и скорей хотел,

Чтоб занавесь взвилася с шумом;

Зачем - не знаю, право, сам,

Хотел я волю дать слезам.

Вы согласитеся, друг мой,

Есть в жизни странные мгновенья;

Желчь не кипит в груди больной,

Стихает жгучее мученье,

Но грусть глубокая с душой

Дружится тихо... Без сомненья,

Благословен, кто в этот час

До слез растрогать может нас.

Душа так живо сознает

Любви неопытной страданья,

И внешней жизни тяжкий гнет,

И сладость первого признанья,

И нечувствительно встает

Неясное воспоминанье...

Пред вами драма, а за ней

Мелькает даль минувших дней.

M-me Allan... (1) О, как она

Постигла жизнь глубоко, верно!

Как ею роль вся создана!

И любит как она безмерно

И как страдает! как полна

Тоски она нелицемерно!

Движенье, поступь, взгляд очей

Все сильно поражает в ней.

Я плакал, как дитя, друг мой;

Тревожно грудь моя дышала.

За мной сидел старик седой

И плакал, и рука дрожала,

И жил он старою душой,

А публика рукоплескала;

Лишь двое чувствами души

Мы увлекалися в тиши.

И я взглянул на старика

Так симпатически... готова

Была руки искать рука;

Но я не смел, но ни полслова

Не сорвалося с языка,

Я недвижим остался снова;

Расставшись молча с стариком,

Я не встречался с ним потом.

Но в этот вечер я унес

С собой толпу воспоминаний,

Следы душевных теплых слез

И много сладостных мечтаний;

И ночью, средь неясных грез,

Я чье-то сердце от страданий

Спасал - и смутно предо мной

В слезах носился лик седой.

1 мадам Аллан (франц.).

6

Была уж майская пора,

И солнце жаркими лучами

Палило пышный град Петра;

По улицам народ толпами

Стремился с самого утра,

Ходили стройными рядами

Отряды длинные солдат:

В тот день назначен был парад.

Направил любопытный шаг

И я туда ж, хоть в самом деле

Я был непримиримый враг

Забавам воинским доселе,

И не умел понять никак,

Как человек, в ком уцелели

Две мысли здравых как-нибудь,

На них мог с радостью взглянуть.

Но увлекаюсь часто я...

Леса и степь, весна и роза,

И ропот при луне ручья,

И яркий иней в день мороза

Все тотчас радует меня.

Теперь Allegro maestoso1,

Обняв торжественно мой слух,

Душою завладело вдруг.

Толпы несчетные полков

Стоят на площади широкой,

Густая масса их рядов

Недвижна в тишине глубокой,

На солнце блещет сталь штыков,

Так что смотреть не может око,

И кажет кирасиров ряд

На белом фоне чернеть лат.

Между улан и казаков

Гусары с грудью золотою;

Лишь оторвавшись от полков,

Гремя железной чешуею,

Летит черкес между рядов,

На месте быстрою рукою

Вертит коня, и конь, заржав,

Назад несет его стремглав.

Все в ожидании немом.

Вот скачет царь с блестящей свитой,

Играет ветр его пером,

Он горд и пасмурен. Сердито

Он озирается кругом

И едет в ряд. В едино слито,

"Ура" полков и трубный звук

Навстречу раздаются вдруг.

Марш заиграл. Пошла раз в раз

Пехота массою спокойной;

За нею конница вилась

Колонной пестрою и стройной..

Я сам был воин в этот час!

В душе проснулась беспокойно

Потребность крови и войны...

Как люди странно созданы!

Что, если б я на этот миг,

Прямого полный вдохновенья,

Мог прокричать отважный клик

Священного освобожденья?

За мной! Точите меч и штык!

Я поведу вас в направленьи,

В котором эти господа

Не поведут вас никогда.

Но мы об этом помолчим,

Мечтой не увлечемся даром;

Солдат наш глуп еще - бог с ним,-"

Привычен к палочным ударам,

И вольность не любима им,

Живущим в предрассудке старом.

Да, вольность, друг мой, вообще

Народу рано дать еще.

По крайней мере все пока

У нас еще такого мненья:

Пускай нам будет жизнь легка,

Народу отдадим мученье,

На чернь взирая свысока,

В залог мы ей пошлем терпенье.

А почему все это так

Я не могу понять никак.

Печально глядя на полки,

Я думал: боже, боже правый!

Страданья наши велики!

И долго деспотизм лукавый,