Александр Дахненко - Укороченый век

Ты опять расставляешь акценты, без жалости бьешь
Эту мерзость, что верует в деньги и проклята Богом,
Эти души больны — в них живет неприкрытая ложь,
Рядом бесов полно и терзает сознанье тревога.

И как мало людей, на которых хотел быть похож,
Совершенство из этого мира спешит торопливо.
Позабыв, что предсмертие рядом — кого-то всё ждешь,
И пытаешься что-то еще дописать терпеливо.

Что успеет, то выведет быстро и четко рука,
Но ты знаешь, всё — тлен, вспоминаешь всё чаще об этом…
А редчайшие люди, летящие за облака,
Постигают всю суть непонятного горнего Света.

Нам неведомы сроки уходов, прощаний, утрат,
Только слезы безмолвно стекают по сомкнутым векам,
По закрытым глазам. И никто не вернется назад.
Ты остался один на один с укороченным веком.

Переступая через числа,
Чрез месяцы, через года
Мы ощущаем: мало смысла
Осталось. Будто в никуда,
В ночи соскальзывают души,
Им больше некому помочь…
Всё призрачней, всё тоньше, суше,
И пустоты не превозмочь.
Мы вновь склоняемся над чашей,
Судьбы (О, как ее разбить!..),
Чтоб бесконечность боли нашей
Из бездны бытия испить.

Скотству этой жизни поражаться
Ты катастрофически устал.
Опостылело здесь отражаться
В сотнях расколовшихся зеркал
Жизни, что пошла вразнос, не жалко,
(Жалко только душу иногда).
Химерических событий свалка —
Бред, которым дни полны всегда.
Механическое сердце бьется,
Ты его отчаяньем взорви…
Пусть лишь прах да пепел остается
От надежды, веры и любви…

Я не люблю насмешек и усмешек,
Я сам, как вы, оскалиться могу.
Но вы напоминаете мне «пешек» —
Давнишних перебежчиков к врагу.

С улыбкой все дойдете до маразма,
До рабства, говоря по существу…
Я, холодно-надменный яд сарказма,
Предпочитаю злому шутовству…

Ничего невозможно исправить,
Даже если ты гибель не ждешь.
Даже горе поможет добавить,
Лишь печаль в эту жалкую ложь.

Забывая и вновь вспоминая
Ты неясные тени творишь,
И о будущем все-таки зная,
Погружаешься в звездную тишь.

Ты допишешь осенние строки,
Будешь пить из бокала тоски
За покой самых близких-далеких…
И за то, что живешь вопреки…

Он умирал в забытом Богом Йере,
Он не мечтал о кондиционере —
Поэту было некому помочь.
И дул горячий ветер преисподней,
А он глядел грустнее и свободней
В расплавленную солнцем злую ночь.
И задыхался тихо, постепенно,
Зато в стихах он шел за грань вселенной
И каждой строчке был так горько рад.
Предчувствуя в Россию возращенье
И, может быть, Господнее прощенье,
Он забывал французский, южный ад.

С укороченным веком спорь —
Забирает из вен всю кровь,
И становится цветом зорь,
И тебя воскрешает вновь.
Для того, чтоб развеять в пыль,
Для того, чтоб посеять страх,
Превращая кошмары в быль,
С горькой гордостью на устах.
Чтоб от старых обид так жгло
И саднило в больной груди.
Чтоб ты видел большее зло,
Что скрутило в петлю все пути.
А пока жизнь еще течет,
Бьется жилкою у виска,
Мир готовит душе свой счет —
Поступь времени так «легка»…

А я всё пылю да по старым дорогам,
И мнится мне — путника смерть не берёт.
Но точно, когда-нибудь, спросится строго —
За каждое слово дан будет отчёт.
Неверных шагов я боюсь, но не очень,
Ведь могут и помыслы в ад привести…
А впрочем, каркас этой бездны так прочен,
Что, кажется, некуда больше идти…