Николай Олейников - Пучина страстей

Смотрите, как вяну Я день ото дня. Татьяна, Татьяна, Кормите меня.

Поите, кормите Отборной едой, Пельмени варите, Горох с ветчиной.

От мяса и кваса Исполнен огня, Любить буду нежно, Красиво, прилежно... Кормите меня!

Татьяна выходит, На кухню идет, Котлету находит И мне подает.

...Исполнилось тело Желаний и сил, И черное дело Я вновь совершил.

И снова котлета. Я снова любил. И так до рассвета Себя я губил.

Заря занималась, Когда я уснул. Под окнами пьяный Кричал: караул!

Лежал я в постели Три ночи, три дня, И кости хрустели Во сне у меня.

Но вот я проснулся, Слегка застонал. И вдруг ужаснулся, И вдруг задрожал.

Я ногу хватаю Нога не бежит, Я сердце сжимаю Оно не стучит.

...Тут я помираю.

Зарытый, забытый, В земле я лежу, Попоной покрытый, От страха дрожу.

Дрожу оттого я, Что начал я гнить, Но хочется вдвое Мне кушать и пить.

Я пищи желаю, Желаю котлет. Красивого чаю, Красивых конфет.

Любви мне не надо, Не надо страстей, Хочу лимонаду, Хочу овощей!

Но нет мне ответа Скрипит лишь доска, И в сердце поэта Вползает тоска.

Но сердце застынет, Увы, навсегда, И желтая хлынет Оттуда вода,

И мир повернется Другой стороной, И в тело вопьется Червяк гробовой.

Октябрь 1932

48. ЛИДЕ

Человек и части человеческого тела Выполняют мелкое и незначительное дело: Для сравненья запахов устроены красивые носы, И для возбуждения симпатии - усы. Только Вы одна и Ваши сочлененья Не имеют пошлого предназначенья. Ваши ногти не для поднимания иголок, Пальчики - не для ощупыванья блох, Чашечки коленные - не для коленок, А коленки вовсе не для ног. Недоступное для грохота, шипения и стуков, Ваше ухо создано для усвоенья высших звуков. Вы тычинок лишены, и тем не менее Все же Вы - великолепное растение. И когда я в ручке Вашей вижу ножик или вилку, У меня мурашки пробегают по затылку. И боюсь я, что от их неосторожного прикосновения Страшное произойдет сосудов поранение. Если же в гостиной Вашей, разливая чай, Лида, Вы мне улыбнетесь невзначай, Я тогда в порыве страсти и смущения Покрываю поцелуями печение, И, дрожа от радости, я кричу Вам сам не свой: - Ура, виват, Лидочка, Ваше превосходительство мой!

1932?

49. ПРОЩАНИЕ

Два сердитые субъекта расставались на Расстанной, Потому что уходила их любови полоса. Был один субъект - девица, а другой был непрестанно Всем своим лицом приятным от серженья полосат.

Почему же он сердился, коль в душе его потухли Искры страсти незабвенной или как их там еще? Я бы там на его месте перестал бы дуть на угли, Попрощался бы учтиво, приподняв свое плечо.

Но мужчина тот холерик был, должно быть, по натуре, А девица - меланхолик, потому что не орет. И лицо его большое стало темным от натуги, Меланхолик же в испуге стыдно смотрит на народ.

В чем же дело в этом деле? Что за дьявольская сила Их клещами захватила? Почему нейдут домой? На трамвай пятиалтынный, попрощавшись, попросил он, Но монеты больше нету, лишь последняя - самой!

И решили эти люди, чтобы им идти не скучно, Ночевать у сей красотки, и обоим - чтоб пешком. И кончается довольно примитивно этот случай, И идут к ней на квартиру, в переулок, на Мошков.

Ну а нам с тобой, поссорясь... нам похожими вещами Заниматься не придется - мы с тобою мудрецы: Если мы да при прощаньи на трамвай да не достанем, То пешком пойдем до дому. Но - в различные концы.

1933

50. ЧАРЛЬЗ ДАРВИН

Чарльз Дарвин, известный ученый, Однажды синичку поймал. Ее красотой увлеченный, Он зорко за ней наблюдал.

Он видел головку змеиную И рыбий раздвоенный хвост, В движениях - что-то мышиное И в лапках - подобие звезд.

...Тут горько заплакал старик омраченный. Он даже стреляться хотел!.. Был Дарвин известный ученый, Но он красоты не имел.

1933

51. СМЕРТЬ ГЕРОЯ

Шумит земляника над мертвым жуком, В траве его лапки раскинуты. Он думал о том, и он думал о сем, Теперь из него размышления вынуты.

И вот он коробкой пустою лежит, Раздавлен копытом коня, И хрящик сознания в нем не дрожит, И нету в нем больше огня.

Он умер, и он позабыт, незаметный герой, Друзья его заняты сами собой.

От страшной жары изнывая, паук На нитке отдельной висит. Гремит погремушками лук, И бабочка в клюкве сидит.

Не в силах от счастья лететь, Лепечет, лепечет она, Ей хочется плакать, ей хочется петь, Она вожделенья полна.

Вот ягода падает вниз, И капля стучит в тишине, И тля муравьиная бегает близ, И мухи бормочут во сне.

А там, где шумит земляника, Где свищет укроп-молодец, Не слышно ни пенья, ни крика Лежит равнодушный мертвец.