Лариса Рубальская - Собрание сочинений в одном томе

На какие вопросы Вы никогда отвечать не будете? Почему?

Я никогда не соглашусь принимать участие в телепередачах о детях. Это не моя тема. Жизнь обделила меня радостью иметь детей, кормить их, воспитывать. Я очень страдала и делала все возможное, чтобы родить. Но увы! Сейчас мне уже не так горько говорить об этом, как тогда, когда мои подружки рожали одна за другой. Я плакала, страдала. Жизнь заставила меня смириться. И я сдалась-смирилась. Но в обсуждении этой темы не участвую.

Какое искусство Вам интересно сегодня? И что было интересно в молодости? Очень ли все поменялось?

Сказать, что мне сегодня что-то особенно интересно, я не могу.

Но есть царица моей души — ее величество госпожа Эмоция! Когда сердце мое дрожит — радостно ли, грустно ли, — я счастлива! — Ура! Я еще не разучилась чувствовать. Это бывает со мной и в театре, и в кино, и когда читаю или смотрю телевизор.

Но, жалко, не часто. Ничего не попишешь — давно живу на свете, и слишком многое пережито. А по мне не скажешь, правда?

Какое место в жизни Вашей души занимают братья наши меньшие?

О месте собаки в моей жизни было бы неплохо написать школьное сочинение. Чем не тема?

Собаколюбы — особенные люди. Это даже, можно сказать, особенное братство. А у меня эта любовь особая — ведь если нет детей, остается нереализованной нежность к кому-то маленькому, незащищенному. И тут собаки — в самый раз. У меня 18 лет прожила шоколадный пудель Фенечка. Она была трепетной и нежной. Ступала на лапки осторожно, как балерина. Фенька любила, когда к нам приезжали телевизионщики, и она подпрыгивала перед телекамерой. Все понимала, любила нас с Давидом. Но и собачий век отмерен. Фенька стала старенькой, слепой и тихо угасла.

В это время у меня была страшная полоса — тяжело болели и Давид, и мама. Когда не стало Феньки, моя депрессия усилилась. Я понимала, что не могу жить без собаки, и боялась, что Давид будет против — он однолюб, а его любовь к Фенечке была беспредельной. И все-таки я рискнула — нашла в интернете питомник под красивым названием «Шоколадная радость», позвонила и узнала, что есть щенки. И мне по электронной почте пришла фотография кутенка-шоколадки, такой же, как Фенечка, со звучным именем Ахелопс. Эта Ахелопс была предъявлена Давиду, его сердце дрогнуло, и он сказал: «Поехали!» В питомнике клубилось около шести щенков. Вдруг один клубок отделился в мою сторону и, подбежав, лизнул мою ногу. Это и была Ахелопс, моментально переименованная в Мотьку. И вот уже третий год Мотька и есть наша шоколадная радость. Она совсем другая, чем Фенечка. Хулиганка и воровка. Тащит все и отовсюду. От нас — к соседке, от соседки — к нам. Однажды я нашла под подушкой серебряное колечко, которое я видела раньше на пальце нашей соседки Наташи. Наташа также очень любит Мотьку и всегда кормит и ласкает ее. Пропажи кольца она даже не заметила и ахнула, увидев свою драгоценность у меня в руках. Когда к нам кто-то приходит, Давид всех предупреждает, чтобы закрывали сумки, потому что в доме орудует вор. Гости удивляются, а потом смеются, понимая, что этот вор — Мотька.

Наверное, со стороны кажется идиотизмом, когда я говорю: «Мотенька, иди к маме», и целую ее в нос. А мне все равно, кому что кажется. Ведь кого-то любить — это главное!

Есть ли в Москве «Ваши места», места, которые обладают для Вас особой энергетикой?

Я — московский фанат. Москва — любовь моя. Я здесь и родилась, и сгодилась. Моя родина — Третий Грохольский переулок. Рядом Склифа и Ботаника. И я бываю счастлива только в Москве. И куда бы я ни уехала — хоть в Японию любимую, хоть в Уругвай — 23 часа в полете, хоть к себе на дачу — 100 километров, мне хватает одного-двух дней, и я начинаю скучать о Москве. Прямо не я, а три сестры чеховские в одном лице. И стихи пишутся только в пределах МКАД. Вот чего бы мне на даче, подперев щечку ручкой и наслаждаясь пением птиц, не написать романсик один-второй? А не получается. А в Москву вернусь, пыли глотну, шума машин наслушаюсь, и пожалуйста — «Как пряно пахнет сад вечерний…»

Есть, конечно, особенные места.

Вот мы, пятнадцатилетние — возраст любви. И после уроков совсем расходиться не хочется. И с мальчишками расставаться тоже не хочется. И клич: «Пойдем гулять в Сокольники!» И взрослая я одну из первых песен так и начала: «Есть у каждого юности адрес…» и припев: «Пойдем гулять в Сокольники…».

Или лето, крутимся с подружками перед зеркалом, меряем купальники. Мне верхний этаж, то есть лифчик, всегда велик — я отстаю в красоте и фигуре. Завидую Нинке — ей лифчик мал. И ее всегда первую приглашают танцевать мальчики на школьных вечерах.