Николай Тихонов - Полдень в пути

И к нему пришла моя дорога,
Как судьба он входит в этот стих,
Я изведал в жизни слишком много,
Слишком много — хватит на двоих.

Испытанья щедро отпуская,
Время щедро и на дней размах.
Жажда жизни как вода морская…
Соль ее доныне на губах.

И за право жить в эпохе славной
Жизнью я своей не дорожил,
И о том, что было в жизни главным,
Я, как мог, стихами говорил.

Видел я в пути своем такое.
Что не дай вам бог и увидать,
Я не знал, что значит жить в покое,
От дорог далеких отдыхать.

Некогда в Октябрьский вечер, в ветер
Начат революции поход.
Хорошо с ней странствовать на свете,
С ней дышать и с ней идти вперед!

И со мной на этот остров ныне
Все пришли, пославшие меня,
Люди поля, города, пустыни,
Дела мира близкая родня.

Дело мира нас соединило
И меня послало на Цейлон,
Над планетой атомная сила
Взрывами слепила небосклон.

Знали все, что дальше это значит!
Кто тогда, шагая по гробам,
Гибель человечества оплачет,
Как брамин, оплакивавший храм?

Саван смерти атомной не ляжет,
По земле из края в край скользя,
Все народы бодрствуют на страже,
Есть у мира сильные друзья!

Март стоял. Теплей светило солнце,
В Азии шафрановую даль
Вез я мира премию цейлонцу,
Золотую с Лениным медаль.

И у сына древнего Цейлона
Заблестели тихие глаза,
Когда он, поднявшись, словно с трона,
Ту медаль народу показал.

И лицо у каждого светилось,
Хлопали, смотрели не дыша,
Точно вдруг, сияя, приоткрылась
Азии неведомой душа!

…Мир огромный, в думы погруженный,
Красноземный, бледно-голубой,
Вечный гул он слышит волн взмятенных,
Вечный шорох джунглей над собой.

В темных чащах звери колобродят,
Птицы не поют — свистят, кричат,
Буйволы в воде зеленой бродят,
Розовые лотосы едят.

Бабочки в пятнистых тенях тают,
И стоит задумавшийся слон,
Утки из Сибири прилетают
Каждый год погреться на Цейлон.

Стоит крикнуть в этой знойной шири,
И услышу я издалека
Вместе с криком уток из Сибири,
Шумный вздох — то трактор ЧЗК.

Он пришел расчистить эти чащи,
Он идет, вздыхая и ворча.
Он идет — помощник настоящий
Тех, что рубят прошлое с плеча.

Знаю, что коричневые дети
Вырастут, и жизни океан,
Самый лучший океан на свете,
Будет им во всем величье дан.

И я знаю также, поздно ль, рано ль,
В дружбы честь, могу вообразить,
Что гигантские катамараны
Будут нашу Волгу бороздить…

…Нынче вечер поздний под Москвою,
Тень сосны как синева кулис.
Мыс возник за этой синевою —
Дондра называют этот мыс.

Солнце там заходит в океане,
В небе дождь струится золотой,
В теплом, легком, призрачном тумане
Ночь идет, вдыхая трав настой.

Уж гремят зеленые лягушки,
Гимном ночи потрясая лес,
Им цикады вторят на опушке,
Славят ночь, как чудо из чудес.

Где уснули хижины рыбачьи,
Спит в песке катамаранов ряд,
Ртутным блеском пену обозначив,
Волны потемневшие кипят.

Точно ветер раздувает пламя.
Искрами неснившейся красы —
Светляки несчетными рядами
Над алмазной россыпью росы.

И луна выходит из тумана,
В океане ртутный блеск дрожит,
Где-то там, у лунного вулкана,
Вымпел наш с гербом страны лежит.

В Антарктиде воет вихорь вьюжный,
В Арктике трещит тяжелый лед,
Спутник наш, вокруг Земли он кружит
Счет кругам невиданным ведет.

И планета, можно ей гордиться,
Человек советский сделал сам —
В глубине безумной мира мчится
К новым солнцам, к новым небесам.

Сосны — пальмы! Правда, вы похожи,
Ваши кроны с пальмами сродни,
И гудят, как раковины, тоже,
Засыпают тоже, как они.

Спите, сосны! В нашей роще стройной
Ночь стоит и смотрит сверху вниз,
Спи же, Дондра, засыпай спокойно,
Самый дальний, самый южный мыс!