Николай Тихонов - Полдень в пути

Дороги к берегам пусты,
Деревья перешли в кусты.

Дымились лачуги, с судьбой не споря,
По огородам чах репей,
И, отлученные от моря,
Тупели груды кораблей.

Без ропота, ржавые палубы сжав,
Ветвистые мачты,—
Они опустились, пошли в сторожа
К лачугам, лугам бродячим.

У всех навигаций единый закон:
Грузиться и плыть напролом.
Но если ты сдал и на слом обречен,
Ты будешь дружить с пустырем.

Над пароходною трухой
Костер мальчишки разжигали,
Но дым кривлялся, как глухой,
Но дым у ветра был в опале.

Голубоглазые сычи
Кричали ветру: «Прочь! Не тронь!»
Но этот ветер их учил,
Как нужно выпрямлять огонь

Старуха собирала хворост,
Ее спина трещала,
Ее дыханье раскололось
На длинное и малое.

А дальше волны, разлетевшись,
Синели, синих трав наевшись.

Я кинул глаз по сторонам —
Синела нищая страна:
Лачуги, пароходный хлам.
И вдруг взглянули пустыри
Глазами, полными зари.

Из нищенских ножон
Сверкнуло мне лицо победы:
«Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу»…

Пусть Петербург лежал грядой
Из каменных мощей,
Здесь будет вымысел другой
Переливаться в кровь вещей.

Ветхий край ключи утра
Положит сам в ладонь
Вот этим детям у костра.
Играющим в огонь.

Без крепостей, без крови водопадов,
Без крепостных — на свой покрой,—
В мохнатые зыбей ограды
Они поставят город свой —
Приморский остов Ленинграда!

Может быть, ты возникла,
Как совесть лично.
Опровергла мою прямоту.
Так моряк отмечает
На карте отличной
Глубину — по ошибке не ту.

Может быть, то любовная
Мгла ночей —
Садоводов неведомых зов,
Обязательно слива без косточек,
Состязание чувств — без призов.

Может, это купанье, где издали
Только взмахи и пена, и вдруг
Узнаешь, если отмели выдали,
Белизну опьяняющих рук.

Может, август и душно,
Гости до дна
Иссушили беседу, и, кроме
Облаков над полями,
Только ты и верна
Всем прохладам,
Не понятым в доме.

Может быть, то легенда —
С ума сойти
Всем по списку подряд
И, опять
Безыменно вернувшись
На те же пути,
Отмелькавший рассказ повторять.

…Кроме того, сообщаю вам,
Что дом железом пронизан,
По всем по кирпичным его рукавам
Железо живет, как вызов.

Не оттого ль, что в полной мере
Им дышат стены снизу до вершин —
Мне снятся битвы, рельсы, подмастерья,
Грызущие, как семечки, гроши.

Железо то из самых бытовых
Металлов, чей состав тягчайший
Встречает примесь марганцев седых,
Мышьяк лукавый, серу, фосфор…
Дальше:

Вся почта, все идущие ко мне
(А я живу под самой крыши срезом)—
Они, взбираясь от стены к стене,
Они сопровождаются железом.

Железные перила, как болезнь,
Раскручивают черную кривую,
Теперь поймете, почему я здесь
О нежности сугубой не тоскую.

Железо ночью стынет на руке,
Моя кровать — она железный случай,
Не вспомните ль, проверено ль и кем
Влияние жилища на живущих.

Перед грозой пылинок трескотня
Бывает великански ощутима —
Поймите! Вздох железного плетня —
Он тоже не проходит мимо.

Он легкими, как воздух, поглощен,
Он в грудь стиха, как пуля в доску, врезан,
Не всемогущ, конечно, он еще,
Но яблоко беру — и в нем железо…

Белуга, спящая в томате, вспомните,
Хоть вы давно уже без головы,
Каких бесед свидетельницей в комнате
Лежали вы меж дыма синевы.

Вы дрянь в соку, всякой дряни мимо
Друг говорит:
— Позвольте, я моряк,
Шел миноносец как-то возле Крыма,
А мины там стоят на якорях,
Мы в минном поле, карты нет, черт в стуле,
Идем, осадка: некуда деваться,
У всех, конечно, студнем ходят скулы,
Не знаешь, плакать или раздеваться.
Чин чином выбрались. Плясали, как медузы,
А все-таки ведь лучше нет красот
Воды, сплетенной в этакий вот узел —
Яссо! —
Он показал руками узел вод.

Но друг второй:
— Нет, что же, я, простите.
Оспорить должен: лишь мотор пошел,
Тебе кричит механик: «Слушай, Витя!»