Так Дельфис говорил — внимала я ему,
Я, легковерная, влюбленная, — и что же?
Покорная безумью моему,
Влекла его на девственное ложе…
Слились уста, и вспыхнул жар в крови…
Но, целомудренно любившая Селена,
Ты знаешь таинства любви!
С того мгновенья неизменно
Текли дни наши в тишине,
Без ссор, упреков и обиды…
Но мать Филисто, олетриды,
Явилася ко мне
Сегодня поутру, едва лишь кони Феба,
Из моря вынырнув, помчалися вдоль неба,
Зарю румяную гоня…
Пришла и вестию встревожила меня:
«Твой Дельфис полюбил другую — я не знаю,
Кого он полюбил; но знаю лишь одно,
Что в честь своей любви он часто пьет вино,
А ты оставлена… Твой ветреник цветами
Венчает дверь любовницы своей».
Она сказала мне, и я — я верю ей:
Соседка славится правдивыми речами.
И точно, отчего,
Бывало, он на дню три раза побывает
И чашу у меня порою забывает,
А вот двенадцать дней не вижу я его?
Ужели он забыл меня для новой милой?
Но нет! с Симетою он связан клятвы силой,
И, если пренебречь задумает мной он,
Клянуся парками, подземный Ахерон,
Увидит скоро он твой ток огнисто-бурный:
Затем что яд училась составлять
У ассирийца я — и знаю сберегать
Его на дне волшебной этой урны.
Прости, луна! направь своих коней
На отдых и на сон — в чертоги Океана…
А мне не отдохнуть с печалию моей…
Прости, сереброчёлая Диана,
Простите также вы, светильники ночей,
Вы, спутники ее беззвучной колесницы,
Ее, ночей блистательной царицы!
1856
1
У молодки Наны
Муж, как лунь, седой…
Старый муж не верит
Женке молодой:
Разом домекнулся,
Что не будет прок,—
Глаз с нее не спустит;
Двери на замок.
«Отвори каморку —
Я чуть-чуть жива:
Что-то разболелась
Сильно голова —
Сильно разболелась,
Словно жар горит…
На дворе погодно:
Может, освежит».
— «Что ж? открой окошко,
Прохладись, мой свет!»
Хороша прохлада,
Коли друга нет!
Нана замолчала,
А в глухой ночи
Унесла у мужа
Старого ключи.
«Спи, голубчик, с богом,
Спи да почивай!»
И ушла тихонько
В дровяной сарай.
«Ты куда ходила,
Нана, со двора?
Волосы — хоть выжми,
Шубка вся мокра…»
— «А телята наши
Со двора ушли,
Да куда ж? — к соседке
В просо забрели.
Загнала насилу:
Разбежались все…
Я и перемокла,
Ходя по росе!»
Видно, лучше с милым
Хоть дрова щепать,
Чем со старым мужем
Золото считать.
Видно, лучше с милым
Голая доска,
Чем со старым мужем
Два пуховика…
<1850>
2
«Тятенька-голубчик, где моя родная?»
— «Померла, мой светик, дочка дорогая!»
Дочка побежала прямо на могилу.
Рухнулася наземь, молвит через силу:
«Матушка родная, вымолви словечко!»
— «Не могу: землею давит мне сердечко…»
«Я разрою землю, отвалю каменье…
Вымолви словечко, дай благословенье!»
«У тебя есть дома матушка другая».
— «Ох, она не мать мне — мачеха лихая!
Только зубы точит на чужую дочку:
Щиплет, коли станет надевать сорочку;
Чешет — так под гребнем кровь ручьем сочится;
Режет ломоть хлеба — ножиком грозится!»
<1850>
Моя баловница, отдавшись веселью,
Зальется, как птичка, серебряной трелью,
Как птичка, начнет щебетать-лепетать,
Так мило начнет лепетать-щебетать,
Что даже дыханьем боюсь я нарушить
Гармонию сладкую девственных слов,
И целые дни, и всю жизнь я готов
Красавицу слушать, и слушать, и слушать!
Когда ж живость речи ей глазки зажжет
И щеки сильнее румянить начнет,
Когда при улыбке, сквозь алые губы,
Как перлы в кораллах, блеснут ее зубы —
О, в эти минуты я смело опять
Гляжуся ей в очи — и жду поцелуя,
И более слушать ее не хочу я,
А всё — целовать, целовать, целовать!
<1849>
ИЗ «ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА» [12]
Не говорите больше мне
О северной красе британки:
Вы не изведали вполне
Всё обаянье кадиксанки.
Лазури нет у ней в очах
И волоса не золотятся,
Но очи искрятся в лучах
И с томным оком не сравнятся.
Испанка, словно Прометей,
Огонь похитила у неба,
И он летит из глаз у ней
Стрелами черными Эреба.
А кудри — ворона крыла!
Вы б поклялись, что их извивы,
Волною падая с чела,
Целуют шею, дышат, живы…
Читать дальше