Александр Новиков - Уличная красотка

Ходил я, бродил по древнему городу Риму,
И глаз мой настроен был, как объектив.
И женщин красивых чужих, проплывающих
мимо,
Разучивал, как незнакомый мотив.

А вот и блондинка с большим жизнерадостным
видом —
Какие глядят из журналов и из витрин.
Она улыбается всем, кто зовет ее «гидом»,
И всем, кто ее называет «сеньора Катрин».

Ах, как хочу возле вас только раз
отогреться я,
Сбросить с души сугробы и холода,
И утонуть в синеве ваших глаз, как
Венеция, —
Медленно, верно и навсегда.

И я не один думал: вот, ведь, какие здесь
дивы
На фоне развалин седой старины.
Они и стройны, и собой несказанно красивы,
А может быть, даже еще и умны.

И я к ней пошел, и, подвластный загадочной
силе,
Ввернул комплимент по-английски —
не в силах молчать.
Сказал: эври бади ху кейм фром Россия,
Италию должен по вам изучать.

Ах, как хочу возле вас только раз
отогреться я,
Сбросить с души сугробы и холода,
И утонуть в синеве ваших глаз, как
Венеция, —
Медленно, верно и навсегда.

Ей всех комплиментов моих, казалось,
не хватит,
Но голос ее прошептал, теряя верха:
— Я тоже от вас, из Москвы, и зовут меня
Катя,
На почве туризма, вот, здесь ищу жениха.
2006 год

В переулке, где зыркали фары,
Где косил желтый глаз светофор,
Я слонялся с горластой гитарой
И глядел в ее окна, как вор.

С тихой грустью сиротской гармошки
Теплый вечер был вторить готов.
Но старались одни только черные кошки
В ожидании драных котов.

Светлые, как с паперти,
Симфонии двора.
Мне их все по памяти
Проиграть пора.

А забор — не забор без сирени,
Без стыдливо начертанных слов.
Я упал бы пред ним на колени,
Перелез, не жалея штанов.

К этой девушке, глупой и славной,
Я, объевшийся белены…
Да мешает моя окаянная слава.
Да костюмчик трехзначной цены.

Светлые, как с паперти,
Симфонии двора.
Мне их все по памяти
Проиграть пора.
Будто в карты стою облапошен —
Нет забора, сирени, окна.
Только хлопает тополь в ладоши,
Да таращится молча луна.

Доминошной столешницы плаха
Отстучала костями по ним.
Но осталась одна полуночная птаха
И поет — нам понятно одним.

Светлые, как с паперти,
Симфонии двора.
Мне их все по памяти
Проиграть пора.
1996 год

У самого экватора, в портовом кабаке
Слоняется мотив дореволюционный.
И два десятка слов на русском языке
По нотам совершают в Россию моционы.

В разноязычном кашельном дыму
Скрипач — седеющий повеса.
Он верен городу родному своему,
А потому, а потому
Он через раз вставляет: «Ах, Одесса!»

К любой портовой девочке, любому моряку,
Когда нахлынет грусть или изменит память,
Цепляется мотив к любому языку,
И после слова «ах!..» свой город можно
вставить.

Но вот фрегат взял ветер на корму
И в море — с новым интересом.
Он верен городу родному своему,
А потому, а потому
Играет парусом и флагом: «Ах, Одесса!»

За талеры, за доллары, за фунты —
не рубли! —
На тысячи манер играть горазды струны.
И лишь в один манер про краешек земли,
Куда закрыли путь лет прожитых буруны.
Хранит смычок их целую суму —
Блатных куплетов старого замеса.
Он верен городу родному своему,
А потому, а потому
Играет вечное, как море: «Ах, Одесса!»
1989 год

Женщина любимая —
В сердце уголек, —
Потушить его нельзя.
Шел по жизни мимо я,
Шел бы, да не смог —
За руку тебя взял.

Женщина любимая,
Вместе, и — одна,
Дай в глаза твои взгляну.
В них слезинка милая —
Озеро без дна,
Я пришел и в нем тону.

Женщина любимая,
Не моя жена,
Добрый или злой рок?
Шел по жизни мимо я,
Не моя вина
В том, что полюбить смог.

Сладкий грех.
Сладкий грех, обоим данный,
Я один не отмолю.
Но безгрешен,
Но безгрешен только ангел,
Потому тебя люблю.
2008 год

Шел — собой белей перины —
И ломился как во сне
В окна, двери и витрины
Снег.

И неслышными прыжками
Из снегурочкиных рук
Он летел в меня снежками
Вдруг.