Бах Ахмедов - Стихи

Холодным зеркалом привычка
твой нежный образ отразит,
как время отражает спичка,
когда в руке твоей горит.

Как отражает снег, летящий
с ночных невидимых небес,
наш день, простой и настоящий,
и серебристый зимний лес.

Тепло домашнего уюта
так мягко усыпляет грусть.
И, продолжая верить в чудо,
я вновь во сне к тебе прижмусь.

А вечер спичкой догоревшей
крошится в пальцах декабря.
И я, на сон свой постаревший,
Увижу дальние моря.

Увижу образ пониманья
И лунный свет души твоей.
И между нами расстоянье
Короче станет и страшней.

Ты от предательства становишься сильнее…
Но тем быстрее уменьшается душа.
Так фотография от времени темнеет,
И время замирает, не дыша,
Чтоб удержать тот облик уходящий,
Тот первозданный образ чистоты,
Когда ты был собой и настоящий,
Когда еще себя не предал ты.
Когда, любя сильнее всех на свете,
Ты был дыханием и взглядом каждым жив.
И в нежной неуверенности — светел,
И в робком ожидании — стыдлив.

Тянулись щупальцами всеми
Ко мне холодные часы.
Беременное бредом время
Бросало солнце на весы.

И скальпель ледяной, сверкая,
Воспоминанье отсекал.
Так исцелялась боль пустая
И четкость мир приобретал.

И день прошел, как наважденье.
А после был лишь трезвый взгляд.
И смутный опыт постиженья,
И августовский звездопад.

Давай с тобой писать про дождь.
Он словно символ ожиданья.
Когда чего-то долго ждешь,
приходит вдруг иное знанье.

Так ожиданье новых слов
к нулю низводит их значенье.
Дождь утешает стариков
и говорит им о забвенье.

Свобода ничего не ждать.
Свобода жить воспоминаньем.
Свобода мир не понимать,
даря дождю свои желанья.

В осенний вечер дальше жить.
В забвенье, в пустоте, в разлуке.
За все судьбу благодарить,
особенно за боль и муки…

Дождь как лекарство от тоски,
когда тоску тоскою лечат.
И спят как дети старики,
И души их горят как свечи.

Диагноз: вечность. Нет, не приговор,
А просто постижение покоя.
На стенке фиолетовый узор
в апреле зацветет голубизною.

Таблетки остров падает в стакан,
и растворяется в холодном океане.
Пока душа плывет как сквозь туман
на свет любви, которым скоро станет.

В последние дни я страшно не высыпался.
Снились пустые улицы, мусорный ветер, чужие лица.
Мне говорили что-то во сне и я соглашался,
и снова думал о том, что все это длится
по одной, давно понятной причине.
Просто все, что было опять стремится к бумаге.
Или это время стремится к чужой личине,
чтобы скрыть от нас водяные знаки.

Все последние дни я был как-то скован.
А на днях встретил хромого соседа.
Он шел с палочкой, и выглядел почти по-новому.
Это было во вторник, а, может, в среду.
А вчера, в четверг, он умер в больнице.
Неожиданно. Быстро. Говорят от инфаркта.
…Как январь этот стылый бесконечно длится!.
И на голых ветках голые факты.

И весь день сегодня снова и снова
про соседа я думал. И про то, как мимо
нас проходит самое главное слово,
исчезая в невидимых порах мира.
Что я знал про него? Что он любит выпить.
Что электрик и столяр, и неудачник.
Он из жизни однажды был пробкой выбит
И любил говорить, что живет иначе.
Но ведь это все внешнее, это личина,
за которой он прятал что-то другое.
И теперь никто не узнает причину.
Он живым был и умер, как все живое.

Он любил историю древних народов.
В библиотеке местной сидел часами.
А еще он любил рассуждать про свободу
и имел на даты хорошую память.
При встрече со мной он всегда улыбался.
Говорил о том, что грустить не стоит.
А потом немного смешно прощался,
И в глазах его было что-то такое,
что мне трудно выразить… Что-то из мира,
где никто неудачником не бывает.
На четвертом была у него квартира.
Ближе к небу, под крышей, где снег не тает