Юрий Влодов - Люди и боги

Кровяные плащаницы облаков.
Млечный Путь — как чужемирный амулет.
И похрустывает ржавчина оков
На живых мощах — на щиколотках лет.
Бог смеется: «Видишь, сыне? — мир таков…»
Дьявол хнычет: «Настрадались мы уже!..» —
И похрустывает ржавчина веков
На Христовой — обезглавленной — душе.

Все небо духи перегладили
Каленым адским утюгом.
А Бог завис на перекладине,
В астрале смрадном и тугом.
Слепой слезой Земля отплавала…
Ликуй, Галактика! — труби! —
Убит Господь руками Дьявола,
Во имя Веры и Любви.

Сцепили земные звенья,
Глумясь, подвели итоги.
В пустынном песке забвенья
Христос омывает ноги…
Грядущих веков затменья…
Грядущих миров разрухи…
В пустынном песке забвенья
Христос умывает руки.

Преткновенья камень,
Ты — сродни горбу.
Камень — в стенах камер,
Камень — на гробу.
Все под грузом канем,
И — душа чиста.
Самый тяжкий камень
На спине Христа.

Простим тому всеславному индусу,
Что процедил, стирая пот со лба:
«Лишь тень Исуса верила Исусу
И шла за ним до смертного столба…»
Он ошибался, тот восточный гений,
Не ощутил связующую нить,
Ведь жизнь Исуса не имела тени,
И смерть Исуса не имела тени,
Чтоб тенью этот мир не осквернить.

Это кличет в проводах сирый ветер,
Это жалобно зовут, зычут гуси…
Это сказка для детей: «Мир наш светел!..»
Это сказка для людей: «Иисусе…»
Оземлился на мистическом блюде,
И века застопорились, провисли…
Ты кочуешь на облезлом верблюде
По барханам человеческой мысли…
Где оазисы Любви?! — поищи-ка…
Не порхает ли вдали Божья манна?..
И песчинку пожирает песчинка
Под стопами Твоего каравана.

Утро — солнечным венчиком —
В дождевом парике.
Дева с младенчиком
Идет по реке.
По задумке художника —
Сквозь радугу лет —
Золоченого дождика
Серебряный след.
Словно трепет бубенчика
Под Господней рукой,
Лепет младенчика
Парит над рекой.

Исусов было семеро —
В глазах стояла стынь.
Пришли Исусы с Севера,
Из северных пустынь.
Сошли в пустыни южные
Вселенной лепестки…
За ними плыли вьюжные
Смиренные пески.
Исусы были жалкими
Среди земной среды.
Исусов били палками,
Лизали их следы.
Счастливыми слезинами
Светились их глаза,
Свистела над низинами
Вселенская гроза.
И лето жгло безводное,
И был дикарь живуч,
И тело инородное
Следило из-за туч.
Пришли Исусы с Севера,
Где ни снегов, ни льдин.
Исусов было семеро,
А облик-то — един!
И в том едином облике,
Зерцале бытия,
Как в нелюдимом облаке,
Таится боль моя…
Таится жизнь моя…
Таится смерть моя…

Поэт и Бог скитаются по свету,
Без денег, без повозок, без поклаж.
Сума и посох — как судьба Поэту,
А Богу — блажь.
«Омойтесь, гости! Отдохните с нами!..»
Забулькает в котле ягнячий бок.
Закусывают молча с чабанами
Поэт и Бог.
Высотные луга. Снега и льдины.
Седые волкодавы давят блох.
И чудится, что в помыслах едины,
Поэт и Бог.

Под выдохи Ильи-Громовика
Журчала речь — небесная водица:
«Ты должен умереть, чтоб возродиться,
И жить — века!..
Ищи, Поэт, свой крест или осину! —
Из мук произрастают имена!..»
Так пасынку… то бишь земному сыну,
Бог нашептал в былые времена…
Под выдохи Ильи-Громовика
Журчала речь — небесная водица…
Взгрустнул Поэт… Ах, дернул черт родиться!..
Прожить бы день… На что ему века?!

Набухли вселенские дрожжи,
Все месится тесто.
Покинь крестовину, о Боже! —
Отдай мое место!..
Я тоже гвоздями изранен,
И отступа — нету.
Будь щедрым, Исус Назарянин! —
Дай место Поэту!

Облачные ро́спади.
Лик луны — белес.
Засвети, нам Господи,
Троицу берез!
Вечная дороженька.
В небе — ни души…
Озари нас, Боженька!
Страхи приглуши…
То ли ветер мается
Во поле пустом?
То ли Божья Мамица
Стонет под крестом?
Облачные ро́спади.
Млечный Путь — белес…
Плачу, сын твой, Господи,
Кровью вместо слез!

Все больше морщинок на старой Луне,
Эпохи спешат, семеня…
Подайте, подайте беспутному мне! —
Во имя святого меня!..
Гнилую картошку пекут на золе
Бродячие ангел и бес…
Подайте, подайте беспутной земле
Во имя святейших небес!..