Елена Крюкова - Зимний Собор

Заходи. Умираю давно по тебе.
Мать заснула. Я свет не зажгу. Осторожней.
Отдохни. Измотался, поди-ка, в толпе –
В нашей очередной, отупелой, острожной…
Раздевайся. Сними эту робу с себя.
Хочешь есть? Я нажарила прорву картошки…
И еще – дорогого купила!.. – сома…
Не отнекивайся… Положу хоть немножко…
Ведь голодный… Жену твою – высечь плетьми:
Что тебя держит впроголодь?.. Вон какой острый –
Как тесак, подбородок!.. Идешь меж людьми
Как какой-нибудь царь Иоанн… как там?.. Грозный…
Ешь ты, ешь… Ну а я пока сбегаю в душ.
Я сама замоталась: работа – пиявка,
Отлипает лишь с кровью!.. Эх, был бы ты муж –
Я б двужильною стала… синявка… малявка…
Что?.. Красивая?.. Ох, не смеши… Обними…
Что во мне ты нашел… Красота – где? Какая?..
Только тише, мой ластонька, мы не одни –
Мать за стенкой кряхтит… слышишь? – тяжко вздыхает…

Не спеши… Раскрываюсь – подобьем цветка…
Дай я брови тугие твои поцелую,
Дай щекой оботру бисер пота с виска –
Дай и губы соленые, – напропалую…
Как рука твоя лавой горячею жжет
Все, что, болью распахнуто, – счастьем отыдет!..
О, возлюбленный, – мед и сиянье – твой рот,
И сиянья такого – никто не увидит!..

Ближе, ближе… Рука твоя – словно венец
На затылке моем… Боль растет нестерпимо…
Пусть не носим мы брачных сусальных колец –
Единенье такое лишь небом хранимо!
И когда сквозь меня просвистело копье
Ослепительной молнии, жгучей и и дикой, –
Это взял ты, любимый, не тело мое –
Запрокинутый свет ослепленного лика!
Это взял ты всю горечь прощальных минут,
Задыханья свиданок в метро очумелом,
Весь слепой, золотой, винно-красный салют
Во колодезе спальни горящего тела –
Моего? – нет! – всех их, из кого сложена,
Чья краса, чья недоля меня породили,
Чьих детей разметала, убила война,
А они – ко звездам – сквозь меня уходили…
Это взял ты буранные груди холмов,
Руки рек ледяные и лона предгорий –
Это взял ты такую родную Любовь,
Что гудит одиноко на страшном просторе!

Я кричу! Дай мне выход! Идет этот крик
Над огромною, мертвою, голой землею!

…Рот зажми мне… Целуй запрокинутый лик…
Я не помню… не помню… что было со мною…

АВТОПОРТРЕТ. НОЧЬ

Я руки изброшу из тела канатами: якорь тяжел…
Святой сединою – потела. Мычала, измучась – как вол
На пашне рабочей. Морщины у глаз – что багет у холста…
Вы все в Зазеркалье, мужчины. Глядите – моя красота.

Вся выпита дестью бумаги. Вся съедена буквиц песком.
Любовники, звери, бедняги! Вот – за ухом вы, за виском –
Три власа в серебряной пряди. Да может быть, эта серьга,
Звенящая нота в наряде – пуста, ледяна и нага.

Тяжелый кувшин подымаю. Вода – чтобы горло смочить.
Седая – теперь понимаю, какая то жажда – любить.
Напьешься – захлебом – в пустыне – отравы – полыни – тоски…
Тяжелый в ночи, густо-синий буран оплетает виски.

Горою застыв пред трельяжем, бесстрастно, как в лупу, гляжу –
То резкие прорези сажи, то кадмий течет по ножу,
То пятнами ультрамарина – подглазья, окружия век…
Ну, ближе, Купец. Вот Картина – ночь. Зеркало. Жизнь. Человек.

***

Жизнь мне дай. Ее хочу кусать.
Рвать и пить, рыдать, когтить, терзать.

Жизнь мне дай!
Я заслужила – жить.
…Только смертью это заслужить
Можно.

ВОЛЯ

Идолище мертвое, стозевное, губы-зубы изрытые, –
Я-то еще перед тобой – живая, неубитая.

Хворь мою зришь?! Клыки кажешь в хохоте?!
Не согнусь перед тобой – голая – в синем холоде.

Выю не сверну вниз – взалкавшая – в сытости:
Плевать – глотка в хриплости, а зраки в сырости, –

Ты меня хлещешь, идолище, ухмылками,
Ты подобных мне в лапах катаешь – обмылками,

Ты наши косточки обсосешь, причмокнешь… – плюнь скорей! –
Ангел – крылья вразброс – с копьем – в дыре дверей:

Это я! Казню тебя, идолище поганое,
За то, что я здесь, паршивая, лысая, подлая, пьяная,

Продаю за кусок серебро, на бутылку меняю золото,
Живу в мешке с-под картошки, дико смеюсь от холода,

За то, что мыши – сердце грызут, что пинки – печень повытрясли,
За то, что внутри, как соляные столбы, дети нероженые выросли, –

Эх, – развернись! Гляди в лицо! Не знаю, куда бить. Не знаю – убийца ли!
…Уняться ли. Убиться ли. Кровью черной твоей упиться ли.