«Блажени милостивии, яко тии помиловани будут».
– Кто ты, женщина золотоволосая?
Из тьмы подходит – голая, босая.
Глаза раскосо стоят, горящие.
На шее – брильянты ненастоящие.
– Помолись за меня. Я любила всех.
Из-за налоя – снегом – смех.
– Глянь, глянь, – да она вся в синяках!..
– Дурак. Вот она летит – в облаках.
– Она и с тем богомазом спала!..
– Дурень, она же его бессмертной возлюбленной
…Отпусти мне, милый, все грехи.
Я была перед тобой виновна.
Пела – воробьем из-под стрехи –
Всем царям и господам сановным.
Простыни стелила им, хрустя
Сгибами да белизной крахмальной…
Ты прости – не от тебя дитя,
Вверх и вверх растущее печально.
Ты прости, что без тебя жила,
Жиром да виномпятнила скатерть!..
…Я такая грешница была,
Что с меня писали Богоматерь.
«Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят».
Мороз – за двадцать. Горлом – ругань,
Как кровь. И встали, как столбы –
Недвижно, деревянно, грубо.
Сияют стриженные лбы.
Я не боюсь вас. Ближе, дети.
Я ничему не научу.
На сцене в пыльном тусклом свете
О вашей жизни помолчу.
На воле – дергаются панки.
И что-то рокеры кричат.
У вас глаза, как после пьянки,
И лапы загнанных волчат.
Колония. Соври попробуй.
А ну! Давай-ка не молчи.
Мальчишки эти в серых робах –
Нам – ангелы и палачи.
Они казнят нас, если надо.
За песенное барахло.
За то, что мы подачке рады.
За то, что сытно и тепло.
Хоть сытость – молоком прогорклым.
Хоть жар – ступнею на снегу.
Мальчишки, милые! Мне горько.
Но я соврать вам не смогу.
Я только вас пересчитаю
И ужаснусь: сколь много вас!
Как смотрит Родина святая
Безверьем жестких детских глаз…
И, тщетно руки вам со сцены
Протягивая и крича
Стихи, – я ужаснусь измене
Труду тюремного врача.
«Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся».
Я желала… Я хотела…
Не возбраняется штопать черные дыры…
Я хотела принести собственное тело
В жертву Фейерверку Будущего Мира.
О мире молитва такая написана!.. Слушать –
Некому. Все кругом – атеисты.
…Я хотела принести собственную душу
В жертву звезде, горькой и чистой.
А звезду заслонили дымы котельной.
А на кухне жарят хлеб на маргарине.
…Я хотела спасти людей от беды смертельной!
Выяснилось – беды нету и в помине.
Апокалипсис – просто страшная сказка.
А все договоры все равно подпишут.
А чудо – посреди ненависти – ласка.
А чудо – это когда тебя глухие – слышат.
И теперь я уже не молюсь о Мире.
За меня старухи поют в церкви тонкими голосами.
Ну, а я – все штопаю простые черные дыры.
Ибо заплаты на все прорехи мы приучены ставить сами.
ВОЗНЕСЕНИЕ БОГОРОДИЦЫ. ИКОНА
Ноги мои – на облаках. Руки ввысь возношу!
…Мир несет меня на руках. Разве этого я прошу?
Платье резко вьется вкруг ног моих – ярко-алый атласный стяг!
…Вот и видит меня в небесах мир живых.
Как мне стыдно, что это так.
Ведь мой сын учил, что гордыня – грех,
Самый тяжкий между людьми!
Вот и вижу на круглой земле я всех,
Кто забыл, забыл о любви!
А кто помнит только подземный смрад
Да на масло жирный квиток,
Не увидит, как глаза детей зверино горят,
Когда плачет тяжелый рок!
И, раскинув руки, по музыке неба лечу!
На устах слова запеклись!
Поглядите, люди! Я так хочу,
Чтобы вы
поглядели
ввысь.
Пророки, архангелы, Иоанн Креститель,
Кто на Крещенье бил в лицо железным снежком!
За то, что забывала вас, – вы меня простите!
Я нимбы нарисую вам яичным желтком.
Я ночью прокрадусь сюда. Вот киноварь в банке.
Вот бронза сусальная – для ангелов она.
Допрежь маханья кисти я повторю губами
Все ваши золотые, дорогие имена.
Кого я позабыла? – что ж, не обессудьте:
Какое время длинное – такая и родня!..
Вы глянете в меня со стен, любимые?.. – нет, судьи!
Хоть не судимы будете – вы судите меня.
Святой мой Николай – родитель мой бесценный…
На кухне спишь,
уткнувши лоб
в сгиб сухой руки.
В моей крови идут твои отчаянные гены:
Краплак – Гольфстримом! Тихий свет индиговой реки…
Читать дальше