Эварист Парни - Война богов

Наставила на нужную дорогу,

И догмат мне понравился Христов.

К тому же - как кусаться без зубов?

И, сызмальства все притчи обожая,

Крестился я, не тратя лишних слов.

Но, меры в благочестии не зная,

Я укокошил одного жреца

И к смерти был приговорен за это.

Упрямый, не нарушил я обета

И вытерпел все пытки до конца.

На угольях горячих извиваясь,

Я палачам высовывал язык,

Но иногда, невольно забываясь,

Бранился как заядлый еретик.

За этот грех, хоть я и спохватился,

В чистилище я вашем очутился.

Там провести пятнадцать тысяч лет

Я должен был; но денег власть всесильна

Чтоб год скостить, по нескольку монет

Берут попы, и платят им обильно.

Мне этот торг неволю сократил,

Я выкуплен довольно скоро был

Сам посуди, какое облегченье

Дышать теперь прохладою ночной!

Ты претерпел такие же мученья?

В каком ты ранге? Чай, уже святой?"

"Покамест нет". - "Так значит, покаянье

Загладило греховные деянья?"

"Нет, набожен я не был никогда,

И жил до самой смерти, как обычно.

Мне в рай попасть не стоило труда,

И без того все обошлось отлично".

"Но как же так?" - "Мне Иерусалим

Осточертел; ища отдохновенья,

Я поселился, скукою томим,

Под Вифлеемом, в собственном именье.

Дня два иль три там думал провести..

Но повезло: мне удалось найти

Прелестную и смуглую брюнетку,

И по-уши влюбился я в кокетку.

В нужде жила бедняжка; старый муж

Был плотником, весьма плохим к тому ж

Я на него простер свои щедроты

И вдоволь стал давать ему работы.

За это он был благодарен мне,

Росли его достатки понемногу.

А я был рад удобному предлогу

В не менее признательной жене

Я не нашел, на счастье, недотрогу...

Была она невинна и нежна

И редкою красой наделена.

Во мне давно все чувства притупились;

В короткий срок внезапно воротились

Их свежесть и первоначальный пыл,

Который здесь довольно кстати был:

За старого лентяя всю работу

Я каждый день проделывал в охоту...

Но время шло, и стана полнота

Чрезмерная Марию испугала.

Смеялся я: от этого нимало

Ее не пострадала красота.

Еще милей мне сделалась метресса

Но вздумал муж тут ревность проявить

И пригрозил: "Вот я тебя, повеса!"

Сначала я хотел его убить,

Но план иной в уме моем родился

О полночь я забрался на чердак,

Стал там шуметь, и вскорости чудак

В несказанной тревоге пробудился.

И крикнул я, просунувшись в трубу:

"С тобою бог беседует! Брюхата

Твоя жена; она не виновата.

Благодари, болван, свою судьбу!

Не проявляй ни ревности, ни гнева:

Она, того не зная, зачала.

Благословен плод девственного чрева,

Кого б она на свет ни родила:

Дочь, сына ли. Будь ласковее с нею,

Не то тебя я громом поражу!

Люби ее: за вами я слежу,

Намеренья особые имею".

Перепугался, видно, старый крот.

С тех пор он стал уступчивей, и вот

Сыночка родила она, стеная;

Теперь Христом весь мир его зовет".

"Как! Наш господь?" - "Ну да". - "Хула какая!"

"У маменьки теперь большая власть,

И я живу, признаться можно, всласть.

Она сама, конечно, захотела,

Чтоб я был с ней; устроить это дело

Ей удалось, хоть и пошли слушки.

Я сплетникам обрезал языки:

Довольно взгляда, чтобы замолчали".

"Ну, знаешь ли: слыхал уже не раз

Я этот легкомысленный рассказ,

Но думалось, язычники все врали.

Я был слепцом; ты снял завесу с глаз.

Христос - твой сын! О небеса! А я-то

Дал сжечь себя на угольях когда-то

И претерпел мученья за него,

За этого... Однако, каково!"

"Но ты снискал Христа благоволенье".

"Нет, не останусь больше я у вас,

Проклятие! К язычникам сейчас

Лечу, прощай!" - "Какое заблужденье!

Послушай-ка!.." Не слушает Эльфин

И прочь спешит, проворный как дельфин.

Панфер его преследовать пытался,

Но в темноте отступник затерялся,

Как ветер мчась, или еще быстрей.

От поисков и смеха утомленный,

Брел восвояси молодой еврей

И голоса услышал. Изумленный,

Подкрался он на цыпочках, и вот

Эльфина хриплый голос узнает.

"Действительно, вот случай бесподобный!

Все прохрапят до самого утра.

Момент для вас представился удобный.

Идем, Приап! Давно уже пора

Невинности лишить всех тех овечек,

Которым в К?льне ставят столько свечек

От остальных они в сторонке спят,

И удальцов их прелести манят".

"Добро! - решил подслушавший беседу

Панфер. - Пускай бесчинствуют они.