АНАТОЛИЙ ШТЕЙГЕР. МЕРТВОЕ «ДА»
Алла Головина. Предисловие
Анатолий Сергеевич Штейгер родился 7 июля 1907 года в отцовском имении Николаевка бывшей Киевской губернии. Семья Штейгеров принадлежала к старинному швейцарскому роду, одна из ветвей которого поселилась в России еще в начале 19-го века.
Его детство протекало летом в украинской усадьбе, зимой — в Петербурге-Петрограде, а затем — в Константинополе. Шестнадцати лет Анатолий начал самостоятельную жизнь. Судьба привела его сначала в Германию, а потом — в Париж, где он провел несколько лет и куда постоянно наезжал в предвоенные годы.
Путь в литературу он начал несколько необычно, — уже в раннем возрасте он пробовал писать исторические романы, которые несли на себе естественную печать детскости. Но с 16-17-ти лет он всецело посвятил себя поэзии. Среди его глубоких поэтических привязанностей — А. Блок и О. Мандельштам, Г. Иванов и А. Ахматова и, конечно же, Марина Цветаева, с которой он состоял в недолгой, но чрезвычайно интересной переписке.
Как человека утонченной культуры его одинаково привлекали и старина, и искусство, и экзотика, и природа. Совершенно естественно при этом, что так называемый «новый мир», будь то коммунизм в России или фашизм в Германии, вызывали у него поначалу грустную иронию, а под конец — ужас и отвращение.
У него, одновременно замкнутого и общительного, было мало близких друзей, но принимали его повсюду, и дружил он с людьми всякого званья и национальности.
Его короткая жизнь была часто мучительной и трудной, но всегда — на редкость насыщенной. «Все столицы видели бродягу», — писал он, — но ему были знакомы и старинные итальянские города, и албанская экзотика, и бессарабская или чешская деревня. Только война и болезнь заперли его в Швейцарии в последние годы жизни. Свою смерть он предвидел и предсказал. Умер А. С. Штейгер 24 октября 1944 года погребен в Берне в общей могиле с отцом и матерью.
Настоящее собрание стихов [1] Биографическая заметка сестры поэты предваряла сборник «2х2=4». — В. К.
было им самим подготовлено во время войны, когда, подавленный происходящим, он сознательно отказался от творчества.
«Снова осень, и сердце щемит…»
Снова осень, и сердце щемит —
Здесь сильнее дыхание грусти.
Эти дни хорошо проводить
Где-нибудь далеко в захолустье.
Очертания острые крыш…
В небе ратуши темные башни.
Легкий сумрак… Стоишь и стоишь,
Заглядевшись на камни и пашни.
Вдаль уходят пустые поля,
Темнота опускается ниже…
Как ни странно, но все же земля
С каждым годом нам будто все ближе.
«Господи, я верую и жду…»
Господи, я верую и жду,
Но доколь, о Господи, доколь,
Мне терпеть душевную нужду,
Выносить сомнение и боль?
Каждому — заслуженный удел,
Каждому — по силам благодать,
Почему-то я лишь не сумел
В этом мире счастье угадать.
Только я… А в чем моя вина?
Только я… А в чем мои грехи?
Но одна отрада мне дана —
Я пишу рассказы и стихи.
И в стихах, рассказах, наяву,
Темной ночью, на рассвете, днем,
Я одно заветное зову,
Я тоскую только об одном.
Я не знаю имени его,
В памяти — неясные черты.
От Тебя ж не скрыто ничего,
Ты всесилен и всезорок Ты.
Все видать, я верую, с небес,
Небесам не надобно огня,
Сотвори же чудо из чудес —
Маленькое чудо для меня!
«Не надо сердцу старых скреп…»
Не надо сердцу старых скреп,
Мне путь иной теперь указан.
В поля, в поля! Червонный хлеб
Еще не скошен и не связан.
Не надо слов и звонкой лжи,
Простым останусь и веселым.
Благоуханье сонной ржи
Уносит ветер спящим селам.
В поля, в поля! Сиянье звезд
Залило радостную землю.
Не надо думать! Снова прост,
Я всех люблю и все приемлю.
«Идти за светлым от росы…»
Идти за светлым от росы
Холодным и звенящим плугом,
Поет последний вздох косы
Над голубым и влажным лугом.
А облака как журавли
Плывут в сияющую просинь,
Мы утомились, мы легли —
Нас опьяняет запах сосен.
Читать дальше