3. Господи! боже мой! я воззвал к тебе, и ты исцелил меня.
4. Господи! ты вывел из ада душу мою и оживил меня, чтобы я не сошел в могилу.
5. Пойте господу, святые его, славьте память святыни его!
6. Ибо на мгновение гнев его, на всю жизнь благоволение его: вечером водворяется плач, а наутро радость.
. . . . . . . . . . . . . . . .
10. Что пользы в крови моей, когда я сойду в могилу? Будет ли прах славить тебя? Будет ли возвещать истину твою?
11. Услышь, господи, и помилуй меня! господи! будь мне помощником!
12. И ты обратил сетование мое в ликование; снял с меня вретище и препоясал меня веселием.
13. Да славит тебя душа моя, и да не умолкает. Господи, боже мой! буду славить тебя вечно!»
Этим мощным стилем Абенатар пользуется для повествования о перенесенных им пытках.
Это «De profundis clamavi» [111]возвышается над всеми догмами. Этот дневник в стихах заключенного, оставшегося верным своему делу, доходит до нас. В своем мучительном рассказе, богатом интонациями, Абенатар хорошо отмечает и соблюдает все акценты и повышения голоса. Он орудует секстинами, пятистишиями и дистихами, соединенными в благородном чередовании. Он не злоупотребляет образами. Строгость и скудость Абенатара являются полной противоположностью изощренности и сложности его со-временников-гонгористов. Здесь отвесно встает перед нами тюремная стена.
в
Фронтиспис книги испанских псалмов Давида Абенатара Мэдо, изданной в 1626 году.
Сто пятьдесят псалмов Давида, на испанском языке, в различных стихах, сложенных Давидом Абенатаром Мэло, согласно подлинному феррарскому переводу, с некоторыми аллегориями автора
Посвящается Б. Б. (благословенному богу) и святой общине Израиля и Иуды, рассеянной по всему миру, в сем долгом плену, а в конце Барака (Благословение) того же Давида и песнопение Моисея. Во Франкфурте, год 5386, месяц Элул.
Посвящение
На волю я из тюрьмы,
Из гроба вышел разбитым:
Мои палачи меня
Подвергли жестоким пыткам.
Никто меня не узнал:
Худ и дряхл, отныне тень я.
Не узнаю себя сам,
Глядясь в мои отраженья...
Неумело, но со страстью,
Чтоб пристыдить рифмачей,
Мое перо обмакнул я
В чернила моих скорбей.
Я вывел бедный рисунок
На маленьком полотне,
Сей образ черных печалей
И пыток, сужденных мне.
К тебе я их направляю,
В дар отдаю их тебе.
Ты знаешь: меня подвигла
Преданность только тебе.
Пытка
Когда, под пыткой лютой,
Меня держали связанным, без сил,
Чтоб эту верность мука поборола, —
Хладея с каждою минутой,
Подвешенный, я попросил
Дать, наконец, коснуться пола.
Пусть занесут в пункт протокола,
Что я открою сам
Гораздо больше, чем хотели,
Так пусть начнут допрос о деле,
Чего потребуют, все дам.
Но только спущен я на землю, —
Как с новым жаром зов к тебе подьемлю.
Сбежались мастера.
Надеются, что рыбы —
Уже добыча их улова.
Развязан узел дыбы,
Мне говорить пора.
По я молчу, в ответ на всё — ни слова.
И, задыхаясь, снова
Они кричат мне: «Что ж!
Скажи!» И ринулись гурьбою.
Но, укреплен тобою,
Я безбоязненно ответил: «Ложь!»
И снова я веревкой скручен,
Подобно воску на огне, замучен...
Из этих мраков подземелья
Меня со славою ты спас,
Преобразив мне душу, дар твой правый,
Мое отчаянье в веселье
Ты обратил, мой господин, потряс
Меня величием твоей управы!
Сей псалом применил я к себе, ибо в некий благословенный день — хоть израненный и разбитый — освободился я, выйдя из инквизиции, где я видел, как погибли сожженные одиннадцать отрицавших (negativos), да будет кровь их отомщена!
Авраам Кастаньо и И. Аб XVII век
Авраам Кастаньо
Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя [112], претерпевшего казнь, заживо сожженного в Кордове 3 мая 5415 (1655) года
В закоренелый Вавилон смешений,
В непроходимый лабиринт ходов,
Во львиный ров, где погибает гений,
В тот край, где сфинкс пожрать людей готов,
В центр безрассудств, бессмыслиц, заблуждений,
В ад наказаний, пыток и костров
Суд Радаманта [113]властью злодеянья
Вверг мужа истины, дитя сиянья.
Читать дальше