Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида

Ненастные упали тени.
Но я тебя люблю
И звездный облик твой забвенью
Не уступлю.

Несвязанной и разной жизнью
Отныне будем жить.
Но с голубой твоей отчизной
Не рву я нить.

И будут суждены нам встречи
В коротких вещих снах,
Слиянья вечного предтечи
В других мирах.

Рыбак Андрей сказал сурово:
«И вам работать час пришел»,
Когда помчался дачник снова
Играть в любимый волей-бол.

Отцы семейств, матроны-дамы,
Подростки, барышни в цвету
С остервенением упрямо
Мяч отбивают на лету.

Рыбак Андрей на поздний ужин
С недобрым поглядом идет.
Бурчит: «Панам, ма-будь, байдуже,
Какая хмара повстает.

Опять припасы дорожают,
Ни хлеба нету им, ни дров,
Они ж играют да играют,
Пока не скосят им голов».

В комарином звоне гулком
Даня спит и видит сон:
Принесла торговка булки,
Сливки, масло и лимон.

Сон отраден и прекрасен.
Будет чудный five o’clock.
Пробуждение ужасно —
Пусты стол и кошелек.

Нет торговки, нет и булки,
Пышет зноем печки жар.
И гудит победно-гулко
На носу его комар.

Уж провела Кассиопея
Над соснами свою дугу.
Уж третьи петухи пропели,
Костры погасли на лугу.

Уже звезда Альдебарана
Алмазом встала голубым
Из предрассветного тумана,
А мы с тобою всё не спим.

Живую нить беседы нашей,
Забыв о времени, прядем
И встречи нам сужденной чашу
С доверчивым вниманьем пьем.

Так мать святого Августина
На эти звездные края
С тревогою за душу сына
Глядела, как сегодня я.

Прощай, красавец безобразный,
В грязи, в отребьях и в пыли,
И в смраде душного Евбаза,
Где наши встречи протекли.

Твое чесночное дыханье,
Твой липкий пот, твой дикий зной,
Речей гортанных колготанье
Толпы, с младенчества родной,

Легко простить мне за волшебный
Монастырей старинных блеск
На сини италийской неба,
За вольных волн Днепровских плеск,

За радужный в пыли базаров
Гвоздик и роз твоих узор,
За ночи звездной лучезарность
И за любовь моих сестер.

Душа полна рыданий затаенных.
О чем они — сумею ли сказать?
Так в юности бывает у влюбленных,
Так в старости, быть может, плачет мать,

Когда навек утраченного сына
В предсмертный час увидит пред собой,
Так бьется сердце путника в пустыне,
Вдали узревшего оазис голубой.

Со дна морей волна воспоминаний
Нахлынула гребнём жемчужно-серых вод,
И кажется, вот-вот
Плотину зыбких граней
Минувшее прорвет.

Говорит мне тетка Пелагея:
Вам у нас неплохо помирать:
Обрядить как следует сумеем,
Даром будут петь и отпевать.

В чистой горнице под образа положим,
Матушка приедет с Псалтырем,
Будут плакать Маша и Сережа,
Попадья придет со всем домком.

Всё по чину православно справим,
До околицы проводим на плечах,
Напечем потом блинов на славу
И помянем в вежливых речах.

На песках могилу вмиг вскопают.
Дешево могильщики возьмут.
А потом, когда земля оттает,
Может, крест поставит кто-нибудь.

Предел сужденных испытаний
От сердца смертного сокрыт.
Готовься к новому страданью,
Лишь только старое сгорит.

Зато в твоей свободной власти
Отныне царственно приять
Удел страдания как счастья
И посвященья благодать.

Жемчугами и алмазами
Дед-Мороз окно покрыл
И серебряными сказами
Сердце мне заворожил.

За окном село убогое,
Но его не видно мне.
Жизнь алмазною дорогою
Мне сверкнула на окне.