Георгий Раевский - Одинокий прохожий

(Сб. «Эстафета»).

<���… >

«Новый журнал». Нью-Йорк. 1950, № 23.

(Г. Раевский: «Новые стихотворения». 1946 г., «Третья книга». 1953 г.)

Отличительной чертой поэзии Георгия Раевского является ее одержимость одной идеей. Идея эта религиозная. Поэзия для Г. Раевского — служение высшему. Отсюда ее строгость, торжественность, ее сакральный характер. Поэт и сознательно, и бессознательно захвачен христианством, в кротком свете которого стираются противоречия, одухотворены и оправданы все явления жизни. В современной эмигрантской поэзии он почти одинок. Поэзия его преимущественно волевая, никак не стихийно-иррациональная. Он не дает над собою силы этому иррациональному, не позволяет разбудить, несмотря на свою близость к Тютчеву, «неистовые звуки». Он всецело принадлежит неоклассической традиции и от поэзии он хочет одного:

При всем своем благородстве и высокой устремленности, он всегда немного стоит на пьедестале. В своих удачнейших стихах Г. Раевский достигает большой силы, высокого пафоса и затрагивает лучшее в человеческой душе. Но в более слабых он бывает порою рассудочен и дидактичен.

Но поэта надо судить по лучшему, что им создано, а не по его неудачам.

Чувство одиночества, столь характерное для его современников, органически чуждо Г. Раевскому. В том его стихотворении, где

как не случаен для него эпитет «благополучный». Он относится тут к «урожаю», но символически его можно бы было поставить ко всей его поэзии. И совсем не потому, что он не ощущает и не видит страданий, а потому что

И еще потому, что он хорошо знает, что:

Не страшит его и собственное злорадное и пророческое:

Вспоминая об этой «клюке», он, вероятно, думает и о тех, которые когда-нибудь, так же, как он сейчас, скажут друг другу:

Всё его существо пронизано «соборностью», «преодолением раздельности земного бытии». И только в этом смысле решаюсь я назвать его поэзию «благополучной». Ведь жизнь каждого подлинного христианина, несмотря даже на «венец мученический», в каком-то высшем смысле глубоко «благополучна». «В тихой заводи все корабли», как когда-то сказал А. Блок, тоскуя и не веря этой «заводи».

Но на мирном оптимизме Г. Раевский не успокаивается.

В личной жизни человека «клюка судьбы». А вот это уже относится ко всему нашему поколению и тематически сближает этот цикл стихов Г. Раевского с «Европейской ночью» В. Ходасевича и со «Стихами о Европе» А. Ладинского. Раевский горестно констатирует:

Для него уже давно: «Дома горят, отечества горят», и ясно, «С какими силами, забыв о небе, мы заключили искренний союз».

Но констатируя, он идет и дальше. И вывод его все тот же, пронизывающий всю его поэзию: