Коллектив авторов - Великолепная десятка - Сборник современной прозы и поэзии

– Я ластик, – твердил он медсестрам, – вы хорошие, вы добрые, но, понимаете ли, я не человек, я ластик. Мне нельзя мешать!

Его привязали к кровати.

Пришла Галка, накричала на врачей и забрала мужа домой.

Галка спросила, не хочет ли Шура еще раз проверить свое открытие на крысах, но он отверг эту идею с ужасом:

– Очнись, Галчонок, какие крысы, какие эксперименты, там по улицам люди ходят, я не буду тратить силы на крыс! Мне не нужно ни в чем убеждаться, я точно знаю, кто я и что мне делать. Я буду стирать и стирать, пока не сотрусь сам. А если ты будешь мне мешать, я сбегу из дому. Или умру.

Галя надеялась, Шура со временем успокоится, но и через месяц он ничего не хотел знать, кроме своей миссии. Он похудел, ослаб, постарел на несколько лет. Практичная Галя нашла для мужа хорошее место: сквер возле офисов неподалеку от дома, с беседкой на случай дождя. Днем мимо ходили люди, к шести часам место пустело и Шуру можно было легко уговорить пойти домой. Утром Галка отводила мужа в беседку, после работы забирала. Клала ему в карманы бутерброд и бутылку сока, но обычно еда оставалась нетронутой. По дороге из школы отца навещал Павлик, потом звонил матери на работу: «Все в порядке, сидит, спит» или «Все в порядке, сидит, пальцем в воздухе водит».

К врачу Шура не шел, как ни тащила его Галка. Обычно мягкий и покладистый, в этом он был непреклонен: боялся лишиться своего невероятного, фантастического, божественного умения спасать людей.

Как-то Галка спросила:

– Ну, спасаешь ты их, ну отводишь беды, но ты же не надеешься, что они будут жить вечно?

– Ты помнишь Сару Марковну?

– Помню. Да, может ты и прав, может у жизни бывает счастливый конец… Хотя я в этом до сих пор не уверена.

Однажды вечером туман появился вокруг Павлика. Шура стал испуганно стирать пятно, но сын необъяснимо вспыхнул:

– Пап, ты у меня разрешения спросил? Это твои игры, вот и играй, а меня не впутывай! Пятновыводитель, блин, химчистка гребаная, – и выскочил из дому, хлопнув дверью.

Шура бросился к окну, но уже стемнело, ничего на улице не разглядишь. Он стал бегом спускаться по лестнице, как был, в домашних тапках, споткнулся, взмахнул руками, лестница закружилась, потолок и пол поменялись местами, и Шура сам не понял как оказался внизу. В эту минуту в подъезд вошла Галка. Шура не давал себя поднять, отбивался, указывал на дверь:

– Туда… Иди… Беги… Павлик… Павлик там!

Неодоумевая, Галка вышла во двор. В темном углу, куда не доставал свет фонарей, стояла группка подростков, слышны были голоса. Вдруг произошло быстрое движение, кто-то отпрыгнул, кто-то пригнулся, блеснул нож. Галка заорала, бросилась к дерущимся, кто-то крикнул: «Атас!», и все разбежались.

Галка побежала обратно в подъезд. Шура поднимался, цепляясь за перила.

– Ничего, ничего, – шептала Галка, помогая ему подниматься по ступенькам – я тут, я с тобой, все будет хорошо.

Потом Галка долго искала Павку по ночным дворам и нашла в домике на детской площадке. Сын сидел сгорбившись, с самодельной сигаретой в зубах.

– Ну, это уж совсем! Сначала драка с поножовщиной, а теперь ты, оказывается, еще и куришь!

– Да ну, мам, это же травка, стресс снимать. Ну подумаешь, ну пыхнул… Вы с папой живете в своей бархатной коробочке и не представляете, что вокруг творится. Травка не стоит разговора, это ж не кокс, не колеса, и не ширево. В Голландии так вообще по этому поводу никто не парится!

Первым утренним автобусом Галя отвезла сына к деду в деревню. Павлик не был против: там рыбалка, друзья, с которыми он виделся каждое лето, и никаких дворовых банд. Шуре было поручено забрать из школы Павкины бумаги, но он забыл.

Галя вернулась на другой день и увидела, что муж дома не ночевал.

– Так, – вздохнула она, – одного вытащила, другой фокусничает.

Она искала мужа повсюду: у метро, в парках и скверах, вглядывалась в каждого бомжа. Через три дня Шура явился сам. Она увидела его в окно, сбежала по лестнице, обняла, прижалась, всхлипнула. Шура уткнулся носом в загорелое плечо. Галкина кожа пахла как всегда: немного речным песком, немного орехами. Шура почувствовал, что это его потерянный дом. Да, – думал он, – мой дом не страна и не квартира, а этот родной запах.

– Галчонок, я ненадолго, вот, зашел попрощаться. Я, понимаешь, вишу на тебе, как гиря… Павку из-за меня прозевали… Я в каком-то смысле, инвалид. Смотри, в какую развалину превратился. И, извини, что так прямо об этом говорю, но мужская сила моя тоже теперь с гулькин нос.