Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

Утробное, слепое, душное,
Дрожанье зримого пространства
Нас сотрясло. Казалось, трансом
Вещественный охвачен слой.
И раньше, чем волна воздушная
Хлестнула в грудь, – блик озаренья
Сверкнул во внутреннее зренье,
Досель окутанное мглой.

Там, где враждебное созвездие
Сгорало медленно в зените,
Струя оранжевые нити
И золотые капли слез,
Лик венценосного Наездника
Средь рыжих туч на небе черном
Мелькнул, как выхваченный в горном
Хребте, немыслимый утес.

Но Боже! не верховным воином
Он бушевал в бою всемирном:
Кто искус длит в краю эфирном,
Тот не вершитель наших сеч;
Нет: он удвоенным, утроенным
Был грузом призрачным придавлен,
Громадой царства был оставлен
Ее держать, хранить, стеречь.

Она дрожала, гулко лязгая,
В кромешной ярости зверея,
А он, бессмертный, не старея,
Не мог, не смел разбить оков:
Немыслимая тяжесть адская
Ему давила плечи, выю,
Гнела на мышцы вековые
Кариатиде трех веков.

Я видел снизу угол челюсти,
Ноздрей раздувшиеся крылья,
Печать безумного усилья
На искажающемся лбу,
И взор: такого взора вынести
Душа не в силах: слепо-черный,
Сосущий, пристальный, упорный —
Взор упыря сквозь сон в гробу.

В нем было все, чем зачарована
России страшная дорога;
Гордыня Человекобога
И каменная слепота
Могучих воль, навек прикованных
К громаде мировой державы,
Весь рок кощунств ее и славы,
Ее меча, – венца, – щита.

То был конец: волна весомая
Настигла, ухнула, швырнула,
Как длань чудовища… От гула
Слух лопнул. – Сплю? упал? стою?..
И ночь беспамятства в лицо мое
Пахнула ширью вод холодных,
Чтоб свиток бед и грез народных
Я дочитал – в ином краю.

Но где же?.. гроб?.. Сон, смерть?.. Лишь тусклое
Лицо Петра в зените плотном

Светясь сюда, в угрюмый гроб нам,
Маячило, – а наверху —
Над ним – напруженными мускулами
Не знаю что росло, металось,
Самодержавное как фаллос,
Но зрячее… Вразрез стиху

Расторгнув строфы благостройные,
Оно в мой сказ вошло, как демон,
Теперь я знаю, кто он, с кем он,
Откуда он, с какого тла:
Он зрим сквозь битвы многослойные,
Но очертить его невластны
Ни наших знаний кодекс ясный,
Ни рубрики добра и зла.

Он был свиреп и горд. Змеиная
Взвивалась шея к тучам бурым,
И там, в подобных амбразурам
Прорывах мчащихся, на миг

Глаз сумрачного исполина я
Узрел, как с низменных подножий
Зрят пики гор, и непохожий
Ни на кого из смертных лик.

В зрачке, сурово перерезанном,
Как у орла, тяжелым веком,
Тлел невместимый человеком
Огонь, как в черном хрустале…
Какая сталь, чугун, железо нам
Передадут хоть отголосок
От шороха его присосок
И ног, бредущих по земле?

Дрожа, я прянул в щель. – В нем чудилось
Шуршанье миллионов жизней,
Как черви в рыбьей головизне
Кишевших меж волокон тьмы…
Господь! неужто это чудище
С врагом боролось нашей ратью,

А вождь был только рукоятью
Его меча, слепой как мы?..

Так кто же враг?.. И на мгновение
Я различил, что запад чадный
Весь заслонен другой громадой
Пульсирующей… что она
В перистальтическом движении
Еще грозней, лютей, звериней,
Чем тот, кто русскою твердыней
Одетый, борется без сна.

А здесь, внизу, туманным мороком
Переливались тени жизней —
Те, кто погиб. В загробной тризне
Их клочья вихрились кругом,
Как вьюга серая над городом:
Не знаю, что они творили —
Без лиц, без образа, без крылий —
Быть может, длили бой с врагом, —

Язвящее, простое горе я
Изведаю в тот день далекий,
Когда прочтут вот эти строки
Глаза потомков, и – не весть,
Но мертвенную аллегорию
Усмотрят в образе гиганта.
Он есть! Он тверже адаманта,
Реальней нас! Он был! он есть!

…Как мышь в нору, вдавиться пробуя
В щель среди глыб, я знал, что тело
Затиснуто, но не сумела
Обресть защиту голова.
Нет, не в могилу, не ко гробу я
Сорвался спуском инозначным:
К непостижимым, смежным, мрачным
Мирам – исподу вещества.