Пусть даже забудутся имена героев. Это не важно.
Пусть сменяет один герой другого. Разве не придет снова «мой радостный, апрель с лицом порочным и наивным »?
Я нашла сегодня вашу карточку в бюваре —
И… Помните ночь на благотворительном базаре?
И ночь у меня?
И мутный рассвет петербургскою дня?
Как встречи наши были праздничны и ярки!
Помните красные цветы и желтое вино
Нашей любимой марки?
Но если и правда, так «празднична и ярка» эта общедоступная дешевая ресторанная красота, — то откуда эти неожиданно грустные, эти тоскливые ноты в стихах Лидии Лесной?
«Отчего у тебя печальные глаза? Не грусти! — убеждает себя поэтесса в стихотворении “Себе — в зеркало”: — Не тоскуй, моя дорогая (!) Не грусти. К тебе это не идет. Ты смешная»…
Помогают ли эти утешения? Все трагичнее кажутся капризные страницы этих современнейших стихов современнейшей поэтессы, и все яснее, что в унылый и безнадежный тупик ведут эти «Аллеи причуд».
Жгу стихи мои. Жаль тех, кому писала я.
Жаль себя — зачем душа во мне усталая.
Формула «это красиво» не годится в качестве маяка.
Нужны иные пути, иные «Аллеи».
Она призрачна, как болотные огоньки, обманчива — эта внешняя, дешевая и лубочная ресторанная красота.
Не-Буква.* «Журнал журналов». 1916, № 33.
* Журналист, литературный критик И. М. Василевский. — В. К.
П. Комаров. Лидия Лесная. Жар-птица
Лидия Лесная. Жар-птица. Стихи. Алтайское Лито № 2.
Лидия Лесная поэтесса большого города с его автомобилями, витринами, электрическим блеском, звоном и шуршанием улиц… Как куколка, жившая среди ваз, шелка, ковров, тонких вин и фруктов, она воспевала большой город только как город, исповедующий утонченный культ изящной женщины, и ей был неизвестен город фабрик, железа, мостов. Ее арена комната, а не улица.
И стих у Лидии Лесной какой-то кукольный, неровный и капризный… Вместо рифм почти исключительно ассонансы… Откройте любую страницу, на 10 созвучий вы насчитаете не больше 3 рифм… Ассонансы — манерная картавость городской куколки… В красках палитры — также неровность… Воздушные образы, вроде:
Июльские дни — голубые арки
И сквозь них золотой хоровод
переплетаются иногда с вульгарными строчками, например,
Ах, эти июльские грозовые тучи —
Смерть для нашей сестры.
Иногда так мило неправилен своеобразный синтаксис:
Сосны — в снегу, от солнца красном…
Но не форма, не стих интересовали меня, когда «открыл ее книжку… Еще до революции читал ее и мне захотелось знать, о чем же будет петь куколка теперь, когда огонь революции сжег ее грешный мир, когда черное крыло голодной смерти осенило Россию? Застыла она в своей форме или развивается? Какие пути развертываются пред ней?
В книге я нашел старые стихи… Изысканно звучат в них мелодии комнатно-городской жизни…
Любите меня, как любите переплет
Из белого шелка или серой кожи.
Экзотические городские танцы фигурируют в ее стихах:
Но змей плясал страстный бездумный фанданго,
Но змей плясал танец паденья — танго.
Даже в описании природы прорываются те же мотивы:
В бирюзовом шелковом футляре
Зреет солнца теплый апельсин.
Так поет городская куколка, но вот она покидает город для деревни и вносит в леса свою шаловливую мелодию, свое безделье и свои забавы…
Подвесив гамак к двум старым вязам,
Качалась тихонько, в траву бросив книжку.
Или же:
На рассвете с ружьем по болотам бродила,
Стреляла уток, о бекасах мечтала.
И только переживая любовь, куколка находит красивые и сильные слова:
— Куда вы одна? Куда так поздно?
Ее сердце покатилось в омут.
… Стрела запела и, как тонкое жало,
В светлой тьме его глаз
От жадной радости и тоски задрожала,
Стрела в его сердце впилась.
Любовь — апогей жизни куколки… Смелая страсть освещает молнией ее путь восхождения… Бессознательная эротика девушки, должно быть, от деревенского безделья постепенно обращается в самую грубую животную страсть…
Сначала она подглядывала, как купается мужчина: «Уж очень золотая у него кожа». Потом — пред «ним» от досады стала рвать «упругие завязки», в результате чего оказалась «в одном коралловом ожерелье», как «лебедь древней сказки»…
А дальше пошло хуже…
Стихотворение «Турухтан» говорит, как куколке
Читать дальше