Михаил Ромм - Мастер снов

Я хотел бы стать птицы крылом,
Что заходится песнею звучной,
Но я стану только теплом,
Кучкой пепла ненужной и скучной.
Буду спрятан цементным мешком
В белой урне с золою.
Не смогу даже стать червяком,
Даже — просто землёю.
Так развейте по ветру мой прах!
Может, ветром тогда я стану?
Стану ветром, шумящим в лесах…
Впрочем, это мне не по карману.

Дышал угрозой необъятный
Простор слепого океана,
В плесканье бликов предзакатных,
В преддверье бури долгожданной.
Пока не смыла все святыни,
Волна могучая и злая,
Клубились тучи в гулкой сини,
Кричала чайка золотая.
Ярилось солнце в чёрной бездне,
И, извиваясь в ярком танце,
Смеясь над жизнью бесполезной,
Рвались его протуберанцы,
Сводя с ума в ревнивой муке,
У смертных отбирая разум,
Взамен даря поэту звуки,
Наполнив солнечным экстазом.
Над суетой мирка пустого,
Стихийной наливаясь силой,
Звучало огненное слово,
И солнце новое всходило.

Хлоп! Бесполезный удар.
Круглое брюшко надув,
Капельку крови уносит комар,
Ловкость мою обманув.

Кровь моя с ним улетит,
Кровь моя в нем оживёт,
Брызнет и зазвенит
Комариный приплод.

Ешь, лягушачий народ!
Ешь, длинноногая цапля!
Скачет, поёт и свистит
Крови потерянной капля.

Как будто эта осень онемела,
Встает неслышно утренний туман.
Рябина незаметно заалела,
В молчании сошедшая с ума.
Бесшумно птица мимо пролетела,
Потерян звук, как будто талисман,
И листьями асфальт оледенелый,
Как нитью, тусклым золотом заткан.
Мне грезится безмолвный разговор,
Ты молча головой качаешь: «Нет».
На улицу немой сочится свет.
Беззвучно открывает светофор
Беззвучному движению простор.
Мольба… и безразличие в ответ.

Столбенею, наглотавшийся педпрактики,
Перед кошкой в беленьком переднике.
А в глазах её вращаются галактики.
Так себе вращаются, «на средненько».
Но она в меня упёрлась взглядом,
Как бы обдавая пониманием,
И красиво прошагала рядом,
Исчерпав на том свое внимание.
Силуэт её в проёме двери
Вспыхнул ореолом золотистым,
И ушла, изображая зверя,
Указуя вверх хвостом пушистым.

Кому судьбой назначены свершения,
Что имя сохранят его в веках,
Он, как и все, не убежит от тления,
И Вечностью оставлен в дураках.
Но он, должно быть, чувствует острее,
Как, в сущности, успех его убог.
Как жалок тот, кто выиграл в лотерею,
А выигрыш использовать не смог.
И если он при жизни возвеличен,
Такой не позавидуешь судьбе —
Для всех он, точно камень, безразличен.
Несчастный — просто памятник себе.
И не потомки, а родные дети
Упорно не хватают с неба звёзд,
Зато шумят, и надо жить на свете.
А делать что? Вот в том-то и вопрос!

Ужасный Дракон, что во мне обитает,
По счастью, лишён чешуи и огня.
А были бы зубы — да кто его знает! —
Он первым сожрал бы меня.
А так я хожу между вами, как будто
Похожий на всех, но обидно до слёз:
Приходиться быть начеку поминутно —
То лапу покажет, то высунет нос.
И людям не слышно, как он ежечасно,
Шипит у меня в раскалённом мозгу:
«В них тоже драконы, дурашка несчастный!»
Не верю, но спать не могу.

В высокой башне из слоновой кости
Сидел я, всё мне было нипочём,
Ко мне поэты приходили в гости,
И мы всю ночь трындели о святом.
А где-то смерть с судьбой играла в кости,
И жизнь меня манила калачом,
Но говорил я всем соблазнам: «Бросьте,
Я в башне, я поэт, я ни при чём».
Калашниковы встали в ряд калашный,
И начали детишек убивать,
И я не выдержал, и я покинул башню,
Пытаясь не унять, так хоть понять:
Вот я один, я маленький, мне страшно,
Но вам на это с башни наплевать.