Чтоб не забыть чудесный холодок
У сердца — при глубоком, страстном взгляде,
Поэзии божественный намек,
И колдовство наивных первых строк
Записанных в растрепанной тетради.
Все взоры мною встреченных очей,
И всех друзей улыбчивые лица,
Чайковского сверкающий ручей,
Ребенка губы у груди моей,
Онегина бессмертные страницы.
И, если в миг прощальный пережить
Всю эту жизнь, мелькнувшую, как чудо,
О, как легко тогда порвется нить,
Легко мне будет душу отворить
Лучам последним, брошенным «оттуда».
О родине? Но где найти слова
Звучащие победным громом меди,
Чтоб о России, что едва жива,
Чтоб о России петь, как о победе.
О родине? Но где моя страна,
Когда-то брошенная мною наспех,
Всю чашу мук испившая до дна,
Почти погибшая в кровавых распрях.
И все ж о родине… О той, что напролом
Шла на врага через леса и пашни…
О той — далекой родине споем.
Пусть эта песнь о родине вчерашней.
Ну что ж? На Русь надвинулась беда,
Затмили солнце дьявольские лики,
Но мы забыть не можем никогда,
Что был у нас когда-то Петр Великий.
Мы помним и кружится голова
От русской доблести еще во время оно,
Когда сама сожгла себя Москва,
Чтоб не впустить к себе Наполеона.
И ведь у нас, как в веке золотом,
Искусство восходило на ступени
И расцветал невиданным цветком
Чайковского неповторимый гений.
И рвался в высь неистовый Пегас,
И «Медный Всадник» вылетал на Невский…
Ведь Пушкин был у нас, у нас!.. У нас
Творили и Толстой и Достоевский.
Ну что ж, что там теперь лишь кровь и дым?
Придет конец и дьявольской затее!
Но мы в изгнаньи твердо сохраним
В сердцах, как в историческом музее
Ту родину, что знали мы вчера…
И гром побед и ширь родимой песни…
И мир дождется, что придет пора
И Русь моя, как Иисус, воскреснет!..
«Как прикоснуться хочется мне…»
Как прикоснуться хочется мне
К жизни твоей — хоть легкой тенью,
Солнечным зайчиком на стене,
Звоном пасхальным, первой сиренью,
Утренней каплей росы в траве,
Щебетом птицы в сумерках мая,
Звездочкой снежной на рукаве —
Только коснуться и вмиг растаять.
Или пером, бумагой простой,
Или же маленькой буквой черной,
Чтоб под твоею твердой рукой
В книгу твою улечься покорно.
Умытый небосклон прозрачно-чист…
Нарядна осень в праздничном багрянце…
И ветер гонит запоздалый лист
В последнем беспощадном танце.
Вот промелькнул каштановый листок,
Над головой метнулся ошалело
И посреди дорожки тихо лег,
Среди друзей сухих и помертвелых.
И в судороге пальцы заломив,
Он смерти ждет… И я шепчу невольно:
Перешагни его, еще он жив,
В последний миг ему не сделай больно.
«Назови, как хочешь, этот возраст…»
Назови, как хочешь, этот возраст.
(Говорят, что молодость прошла).
Но я чувствую все также остро
Первый миг весеннего тепла.
И в себя весь этот мир приемля,
Я взамен всю душу отдаю.
Эту нестареющую землю
Я совсем, как в юности, люблю.
И когда промчится золотая
Осень над моим последним днем,
Над землею облаком растаяв,
Я вольюсь в нее живым дождем.
И не помня, кем была я раньше,
Я хоть тем свой долг земле верну,
Что напьется мною одуванчик
Отходящий вечером ко сну.
«Пусть говорят, что мир — пустыня…»
Пусть говорят, что мир — пустыня,
Что в жизни страшно и темно, —
Пью из небесной чаши синей
Зари пурпурное вино.
И, пробежав по мокрым травам,
Бросаю всюду жадный взгляд,
Ловлю под деревом кудрявым
Грозы недавней аромат.
И капель ласковую тяжесть
Держа в ладонях теплых рук,
Слежу, как быстро сети вяжет
Мой самый страшный враг — паук.
А дальше, там в цветочной чаще,
Где лютик тянется к лучу,
Я желтой бабочке летящей
Какой-то нежный вздор шепчу.
И растворяясь в этой жизни,
И тихой радостью дыша,
На все вокруг улыбкой брызнет
Моя поющая душа!
Читать дальше