Коллектив авторов - Поляна №1 (3), февраль 2013

Всплывет, как маяка внезапный свет

В ночных потьмах.

Где грустный капитан,

Отчаявшийся высмотреть дорогу,

Ликует: БЕРЕГ!

Но недолго…

Ах,

Как ты обманчива

Дорога к Богу,

Придуманному нами…

Горечь бед

Пытаешься ты прожитых развеять

Словами, обращёнными ко мне,

Вернуть мгновенья,

Где любви завет

Был непреложен, потому что годы

Не истощили наш душевный пыл…

Но я прошу, опомнись! Ты забыл,

Что дважды в воду входы невозможны!

И нет назад пути…

Так, осторожно,

Коснись моей руки и…

Уходи!

I

На острове Диксон до самого «ельцинского порушения» многие охотники-промысловики ездили на собаках.

Как ни зайдешь к деду Бугаеву тепло да уютно. Лампа на столе, чайник на печи, собака у ног. И всегда дело в руках, а в тот раз, смотрю – упряжь собачью починяет.

– Дайть-кось помогу, Маркел Мелентьич.

– А смогешь?

– Да что там хитрого – алыки [1] сшить!

– Ну, тама в сенцах ремни всяки разны висят, неси-кось.

Я взял фонарь, принес ремни. Перебираю какой пошире-крепче. И глянулся мне один. Не лахтачий [2] , а настоящий, бычьей кожи.

Спереди, на ладонь от пряжки, кольцо вшито костяное грубой работы, к нему ремешок нерпичий [3] привязан. К ремешку опять же костяной крючок и тоже грубо опилен, только сам сгиб внутри гладкий-прегладкий, будто его наждачной шкуркой-нулевкой вылизали.

– Зачем, – говорю деду, – крючок-то?

– Тот пояс не трог. Память он с давешних лет. Другой бери.

Ну, я давай про давешние годы спрашивать, а дед:

– Расскажу, коль сам догадашь, зачем крючок на ремне.

Уж я по всякому гадал – не вышло. Дед и говорит:

– Эта – штоб арбалет натягивать!

– Арбалет? В наше время? Я и в руках не держал!

– А я нерпей им стрелял мальчишком тринадцати лет. Тугой был: спроста не натянешь. Приходилось его в землю упереть, ногами на лук встать, когтем этим тетиву зацепить и так спиной-ногами тянуть, пока тетива на защелку западет. А рукам – не в силу.

– А где тот арбалет сейчас?

– Стырил ктой-сь бессовестной щё давно.

– Туристы?

– Туристы!.. Тогды и слова такого не знали… Нет, ктой-то с наших. Искпедиции всяки были, народ разной. Ины жулики – страмота!

– А давно это было?

– Што давно-то, как украли?

– Нет, как Вам пояс этот в руки попал.

– Давно, Максимко. Году в тридцать четвертом ли пятом, сразу после как Кирова убили… Почин тогды был от правительства: «Даешь пушнину, морзверя, рыбу! Заселим Артику и переселим!» Везде крупно пропечатано. Оно ж после «Челюскина»-парохода народ толпами на севера кинулся. Давай по всем островам Промысловы точки строить. Через каждые, почитай, тридцать-сорок верст – зимовье. Штоб, значит, если нужда застигнет, сосед рядом.

Набирали-вербовали народ и люди ходко ишли. Так и отец мой с матушкой, с братом, да мне четырнадцатой год, в Артику попали.

Лето здесь коротко. А навигацыя и вовсе. Где месяц, где меньше.

Тогды так делали: избы в Архангельске рубили, потом разбирали, – на пароход, и здесь ставили всей командой. И быстро: за неделю. Так в одно лето несколько промысловых точек открывали.

И мы так наше зимовьё. Да пристройку, баню, катух собачий.

Стали участок обиходить, да путики [4] на песца в тундру тянуть. Били моржа, лахтака, нерпу. Ворвань [5] в бочки закатывали. На «босого» [6] отдельной план был. Для себя оленя били, мясо совсем другое.

«Босого» ли нерпу как ни готовь – все ворвань, все рыбой пахнет. Варишь шти – оно уха!

Я мальчишком-то и в рот взять не мог, уж потом привык…

II

Дед Маркел вздохнул и продолжил: