Вера Лурье - Стихотворения

Допить свой чай с холодной кулебякой,
А мальчик Миша с маленькой собакой
Лакею глазки строит в полутьме.

Эсер и меньшевик в дыму сигарном
Угрюмо спорят о стихе бездарном,
Готовя планы к будущей зиме.

Ветер, натянувши вожжи,
Больно хлещет небеса.
Невеселый нынче дождик…
Дум нелегких полоса.

Хорошо свернуться в кресле,
В старой даме, где-нибудь,
Разложить пасьянс, и если
Гости вечером придут,

Пить горячий чай в столовой,
Обжигая часто рот.
И блестящий, точно новый
Медный самовар поет.

Ни о чем не думать даже,
Слушая, в который раз,
О давнишней где-то краже
Долгий бабушкин рассказ.

И в кровати засыпая
Помолиться об одном,
Чтобы Дева Пресвятая
Не оставила наш дом.

Города сменяются и дни,
Но поэт живет своей любовью,
И чернила разбавляя кровью,
Зажигает для людей огни.

Он в туманах каменной столицы
Радужные видит небылицы.
По ночам пророческие сны,
Дали темные ему ясны.

Но потом с глазами сонной птицы
Крыльями размахивая рук,
Ничего не слышит он вокруг.
И с трудом разглядывает лица.

Не надо ни людей, ни дум!
Лег пудель мерный под столом
И близко, близко моря шум,
Да песни ветра ни о чем.

Туманный город позади,
И небо строгое, как сталь,
И слово жадное «приди»,
А с ним и радость и печаль.

Лукавый блеск угрюмых глаз,
Обманывавших столько раз.
Здесь просто и легко простить,
Стихов сплетая тихо нить.

В воду опрокинулись колонны
От купален и сквозной забор.
Солнце — точно купол раскаленный,
А деревья черные — собор.

Подле лодок смуглые матросы,
С голыми ногами до колен,
На гуляющих посмотрят косо.
И канаты тянут по земле.

Пахнет устрицами, солью берег,
Дети загорелые лежат.
Хорошо бродить и снова верить
И творить свой набожно обряд.

Песни складывать и петь дорогой,
А любви не требовать большой,
Собирая радость понемногу
В раковинах и воде морской.

Сырой песок! Кабина номер двести.
Два мальчика в матросках у воды
Лопатой роют все на том же месте
Опять волна. Напрасные труды.
Вот крепости разрушенной следы!
Нет, не могу просить у Бога мести.

Покорная гляжу на серый мол,
На чаек и на парусные лодки.
В трико купальном медленно прошел,
Упругою, уверенной походкой,
Мужчина, крепкий не скрывая пол.
Я дни перебираю, точно четки
Монахини в запущенном саду,
Но верю в чудо и чего-то жду!

Как хорошо сомнений бросив нить,
И пляж оставив надоедно-гулкий,
По городу приморскому бродить,
Заглядывать в глухие переулки,

Где часто прорезает воздух стон
И в кабаках танцуют «джими» пьяно
Матросы под звенящий граммофон,
И головы торчат среди тумана.

Бродяга старый клянчит у ворот,
Скривив в улыбку посинелый рот.
Я ухожу и пробираюсь снова
Сквозь улицы в широкий порт торговый.

Там тихая и гладкая вода,
Просоленные в плаванье матросы.
К ним девушки приходят иногда
И при закате распускают косы.

А рано утром оставляют вновь
Приезжий пароход и порт торговый.
Простая и недолгая любовь
Налей свой сок в мое пустое слово.

Глядеть на море можно и часами,
Бездумно в глубину отыскивая путь.
Чтобы потом неловкими руками
Свой руль нежданно-резко повернуть.

И плыть навстречу ветру, волнам смело;
Пусть бьется лодка и дрожит весло,
От брызг соленых закалится тело,
А песнь споется просто и светло.

Еще неясен мне мой скрытый жребий,
В беспечной лени протекают дни,
Но повернется руль — и в сером небе
Мне засияют новые огни.

Сентябрь первый на чужбине
Плетет из дней дождливых сеть.
В созвучьях стройных ночи синей,
Куда всем помыслам лететь!