Так же сердце ныло тупо, отдаваясь и грустя,
Так же ласточки носились, землю крыльями чертя,
Так же воды были видны, в отдаленности блестя.
Память зорь в широком небе, память дальнего пути,
Память сердца, где смешались все дороги, все пути, —
Отчего даже теперь я не могу от вас уйти?
* * *
Каждый вечер я смотрю с обрывов
На блестящую вдали поверхность вод;
Замечаю, какой бежит пароход:
Каменский, Волжский или Любимов.
Солнце стало совсем уж низко,
И пристально смотрю я всегда,
Есть ли над колесом звезда,
Когда пароход проходит близко.
Если нет звезды – значит, почтовый,
Может письма мне привезти.
Спешу к пристани вниз сойти,
Где стоит уже почтовая тележка готовой.
О, кожаные мешки с большими замками,
Как вы огромны, как вы тяжелы!
И неужели нет писем от тех, что мне милы,
Которые бы они написали своими дорогими руками?
Так сердце бьется, так ноет сладко,
Пока я за спиной почтальона жду
И не знаю, найду письмо или не найду,
И мучит меня эта дорогая загадка.
О, дорога в гору уже при звездах.
Одному, без письма!
Дорога – пряма.
Горят редкие огни, дома в садах, как в гнездах.
А вот письмо от друга: «Всегда вас вспоминаю,
Будучи с одним, будучи с другим».
Ну что ж, каков он есть, таким
Я его и люблю и принимаю.
Пароходы уйдут с волнами,
И печально гляжу вослед им я —
О мои милые, мои друзья,
Когда же опять я увижусь с вами?
* * *
Я цветы сбираю пестрые
И плету, плету венок,
Опустились копья острые
У твоих победных ног.
Сестры вертят веретенами
И прядут, прядут кудель.
Над упавшими знаменами
Разостлался дикий хмель.
Пронеслась, исчезла конница,
Прогремел, умолкнул гром.
Пала, пала беззаконница —
Тишина и свет кругом.
Я стою средь поля сжатого.
Рядом ты в блистаньи лат.
Я обрел себе Вожатого —
Он прекрасен и крылат.
Ты пойдешь стопою смелою,
Поведешь на новый бой.
Что захочешь – то и сделаю:
Неразлучен я с тобой.
Из книги «Осенние озера» (1912)
В старые годы
Подслушанные вздохи о детстве,
когда трава была зеленее,
солнце казалось ярче
сквозь тюлевый полог кровати
и когда, просыпаясь,
слышал ласковый голос
ворчливой няни;
когда в дождливые праздники
вместо Летнего сада
водили смотреть в галереи
сраженья, сельские пейзажи и семейные портреты;
когда летом уезжали в деревни,
где круглолицые девушки
работали на полях, на гумне, в амбарах
и качались на качелях
с простою и милой грацией,
когда комнаты были тихи,
мирны,
уютны,
одинокие читальщики
сидели спиною к окнам
в серые, зимние дни,
а собака сторожила напротив,
смотря умильно,
как те, мечтая,
откладывали недочитанной книгу;
семейные собранья
офицеров, дам и господ,
лицеистов в коротких куртках
и мальчиков в длинных рубашках,
когда сидели на твердых диванах,
а самовар пел на другом столе;
луч солнца из соседней комнаты
сквозь дверь на вощеном полу;
милые, рощи, поля, дома,
милые, знакомые, ушедшие лица —
очарование прошлых вещей, —
вы – дороги,
как подслушанные вздохи о детстве,
когда трава была зеленее,
солнце казалось ярче
сквозь тюлевый полог кровати.
Троицын день
Пела труба; солдаты ложились спать;
Тихи были сады с просторными домами.
Куда я пошла, не спросила мать,
А я сказала, что иду за цветами.
У берега качалась лодка.
Хватит ли денег? боюсь опоздать!
Матрос сказал мне: «Садись, красотка,
Свезу и даром, – велишь подать?»
Теперь уж близко, скорей, скорее!
Милая звезда, погибнуть не дай!
Ты с каждой минутою все зеленее,
Крепче, крепче мне помогай!
Вот и подъезд. Неужели опоздала?
Глупое сердце, в грудь не бей!
Слышались скрипки из окон зала,
В дверях смеялся высокий лакей.
Но вот показались рыжие лошадки…
Зачем, зачем он так хорош?
Зачем эти минуты так горьки и сладки
И меня бросает то в жар, то в дрожь?
Вышел из экипажа… легка походка,
Прошел, не глядя, шпорами звеня.
Верная звезда, верная лодка,
Вы и сегодня не обманули меня!
Дома все спят, трещит лампадка.
Утром вставать будет такая лень!
Цветов я не достала, – это, конечно, гадко;
Без цветов придется встретить Троицын день.
* * *
Тихие воды прудов фабричных,
Полные раны запруженных рек,
Плотно плотины прервали ваш бег,
Слышится шум машин ритмичных.
Запах известки сквозь запах серы —
Вместо покинутых рощ и трав.
Мирно вбирается яд отрав,
Ясны и просты колес размеры.
Хлынули воды, трепещут шлюзы,
Пеной и струями блещет скат!
Мимо – постройки, флигель, сад!
Вольно расторгнуты все союзы!
Снова прибрежности миром полны:
Шум – за горой, и умолк свисток…
Кроток по-прежнему прежний ток;
Ядом отравлены – мирны волны.
Читать дальше