Алекс Надир - Значение имени

Одному хорошему человеку

Завьюжены поля. И музыка во мне,

Как прежде, не звучит…

И всё трудней бежит

Лошадка. Та, что в гору,

Подобно молодому вору,

Бесцельно тянет мертвый груз.

Забытый всеми сухогруз

Влюбился в островные скалы,

Письмо, подписанное «Алла»,

С неделю на столе лежит.

А та лошадка всё бежит…

И не страшны ей ни метели:

(Они давно уж отсвистели);

Ни страха образы, ни сон,

Ни колокольный перезвон —

Усталость не усугубляют,

А только как-то подгоняют,

Передохнуть ей не дают,

Свистят, кричат, бывает – бьют…

Все просто: в круговерти дел

Такой достался ей удел.

Бежать по замкнутому кругу,

Платя услугой за услугу,

Пыхтеть, стараться, жилы рвать

И головы не поднимать;

В одном всего ее вина,

Что жизнь лошадкина – одна.

Я в принципе хотел бы стать волною

И в даль неведомую бесконечно плыть.

Но что-то в белом, как кипень прибоя,

Мелькнув в ночи, смирило эту прыть.

Я, думаю, не отказался б стать рассветом:

Лучами яркими играть то там, то здесь.

Но что-то (все того же, кстати, цвета),

Моргнув хитро, посбило эту спесь.

Тогда я вознамерился стать громом,

На землю гневно за ударом слать удар.

Но что-то, оборвав шум, гвалт и гомон,

Пришло… и остудило этот жар.

Промерзшая земля, ограды и оградки,

Кресты темнеют, бугорки могил…

Спасибо, «что-то», за высокую награду:

За то, что я хоть миг, но кем-то был.

Плачете? Не зовите грусть!

Не прощаюсь намеренно с вами:

Я когда-нибудь – стихами вернусь,

Глупыми своими стихами,

Монотонным осенним дождем,

Тихим шелестом бронзовых листьев,

Низким небом, и звезды на нем

Замерцают особенно мглисто.

Рушит время мои города,

Недостроены хрупкие замки;

И течет, всё течет, как вода,

Ставя в необходимости рамки…

Но уверен: что все же дождусь,

Натолкнется коса вдруг на камень,

И тогда я – стихами вернусь,

Глупыми, но своими стихами…

А жизнь всё тает…

И времена не выбирают.

Есть мнение, что в них живут.

Черт знает, я недолго тут!

Чуть больше тридцати… пяти…

И не скажу, что здесь я дома,

Хоть многое с младых ногтей знакомо:

Нева, мосты, сырой гранит

И улиц узких лабиринт;

Изведал на себе я цену

Прямых октябрьских дождей,

И желти тусклых фонарей

Непробиваемую стену;

Вода, ограды, строгий стиль,

Адмиралтейский гордый шпиль,

Мне дорог город-призрак, да!

Его живая суета…

Вот только чувствую порой,

Что я ему – совсем чужой.

Сквозь густое покрывало дождя

Продирается ко мне званый гость:

Руки в стороны нет-нет разводя,

Мол, не гневайся – опять на авось.

Не гадал его я встретить вот так,

Хоть и зван, да ведь застал же врасплох.

А земля вокруг погружена в мрак,

Лес шумел-шумел, смутился, заглох.

Ну же, здравствуй, проходи и садись,

Как бы ни было, в ногах правды нет.

Не обрадован? Да что ты, окстись!

Не признал сперва за давностью лет.

Ну, рассказывай: как жизнь и как сам?

В перекрестье попала ли цель?

Сколько стонов и доверчивых дам

Сосчитала в скуке смертной постель?

Вот пройдоха… неисправим!

Пьешь-гуляешь, да не видно конца;

Все надеешься, что утром одним

Зверь с испугу сам рванет на ловца?

Ну да что там! Лет с десять назад,

Помню дело, шел тем же путем.

Не жалея ни сил, ни затрат,

Во кутили, что пыль аж столбом!

Молодой был, незрелый. Дурак…

Принимал все на уровне чувств:

Вера, дружба, любовь как-никак,

Твердь и святость каких-то там уз.

Образумился, тьфу-тьфу, поумнел.

Зря смеешься; вот те крест, не брешу.