Евгений Долматовский - Добровольцы

«Товарищи, я говорить не умею.
Но всем вам известно:
Кайтанов — мой муж.
Считаю обязанностью своею,
Как друг и жена, комсомолка к тому ж,

Сказать, что я тронуть его не позволю.
Мы, новые люди, сердцами чисты.
Мне стыдно за вас и обидно за Колю,
За это поветрие клеветы!

Тут шел разговор относительно Фрица.
Не смейте о людях судить наугад.
Товарищем этим мы можем гордиться,
Солдатом Интернациональных бригад.

Читайте письмо. Я вчера получила,
Уфимцев прислал его издалека.
Сама вам прочту — наизусть заучила.
Увериться можете: Славки рука.

Парторг здесь присутствует, дядя Сережа,
Всех нас как облупленных с первого дня
Он знает. А если не верит нам тоже,
Тогда заодно исключайте меня!»

Задрожав, как будто в стужу,
Слыша тихий, смутный гул,
Леля села рядом с мужем,
Благо был свободен стул.

Он шепнул ей, нежность пряча:
«Лелька, ты сошла с ума!»
«Как же я могла иначе,
Раз такая кутерьма!»

Председатель оглашает
От Уфимцева письмо,
В зал оно перелетает,
По рядам идет само.

Комсомольское собранье,
К правде ты всегда придешь!
Я люблю твое молчанье,
Обожаю твой галдеж,
Понимаю с полуслова
Резолюции твои,
Верю я в твою суровость,
В чистоту твоей любви.

Жизни радость, жизни горечь
Узнавал я не из книг.
Есть в теченье наших сборищ
Трудноуловимый миг:
Вдруг людей сближает что-то,
И бурлящий зал готов
К совершенью поворота,
К остужению умов.

Встал парторг, задев рукою
Тонко взвизгнувший графин.
Кажется, не беспокоясь,
Что останется один,

Он сказал: «А мы, ребята,
Зря Кайтанова виним.
Все мы очень виноваты
Перед корешем своим,

Перед парнем норовистым,
Что мне годен в сыновья.
Мне не стыдно, коммунисту:
Извиниться должен я.

В человеке беззаветном
Сомневаться как я мог?
Как я смел поверить сплетням?
Это мне и всем урок!

Про аварию в забое
Тут сказал один болтун.
Но ведь хлопцы как герои
Грудью встретили плывун».

Длится, тянется собранье.
Сердце! Громко не стучи.
«Перейдем к голосованью.
Кто за то, чтоб исключить?»

На мгновенье тихо стало.
Кто поднимет руку «за»?
Человек пятнадцать. Мало!
«Против» кто?
Забушевала
Наша светлая гроза.

Николай разжал устало
Покрасневшие глаза,
И увидел в дымке счастья
Лица, лица без конца,
И услышал, как стучатся
Рядом чистые сердца.

Строгие родные люди,
Как найти для вас слова?
В нашем мире правда будет
Обязательно права!

А жестокий ход собранья?
Но штурмующих солдат
Иногда на фронте ранит
Свой, не вражеский снаряд.

Нет, Кайтанов не в обиде,
Но остался шрам тоски.
Так и на бетоне виден
Весь в прожилках след доски.

И снова Кайтанов на шахте. И снова
Тяжелая глина идет на-гора.
И вот основанье туннелей готово,
И мраморов нежных приходит пора.

Теперь не в девоне шахтерские лица,
А в тонкой, чуть-чуть розоватой пыли.
Все шире подземное царство столицы,
Все ближе подходим мы к сердцу земли.

Слыхали? В начальстве у нас перемены:
Оглотков на днях на учебу ушел.
Вновь станет Кайтанов начальником смены,
А Леля — участка… Держись, комсомол!

Она академию кончила только.
Диплом без отличья, но все же диплом.
Теперь у нее в подчинении Колька,
Как в первые дни, как в далеком былом.

И это ему не но нраву. Несмело
Ворчит он: «Семейственность очень вредна,
Товарищи, я полагаю, не дело,
Чтоб вместе работали муж и жена».

Но это не главные наши волненья,
Другое болит и тревожит сейчас.
Таким уж сложилось мое поколенье,
Что в сердце весь мир уместился у нас.

Испанские сводки все строже и глуше.
Везут пароходы безмолвных детей.
Кольцовские очерки мучают душу.
Пять месяцев нету от Славки вестей.

…И мы не знаем, мы не знаем,
Что он сегодня в сотый бой
Летит над разоренным краем,
Над сьеррой серо-голубой!

То цвет печали, цвет оливы,
Одежда каменных долин.
Вокруг снарядные разрывы.
Пять «мессеров». А он — один.